Нижегородский колхоз имени
Куйбышева в последние два советских десятилетия гремел на весь Советский
Союз. Причем слава его была трудовая, заработанная. Никто не смел
усомниться в этом. Непросто давались те центнеры ржи и льна, тонны
картофеля, литры молока на заволжских скудных суглинках, которые из года
в год выводили хозяйство во всесоюзные лидеры. 
Как живут куйбышевцы в наши дни? Почему в печати и на телеканалах вообще нет информации о том, как трудятся селяне? Неужто разучились работать, если наши ведущие СМИ напрочь потеряли интерес к селу и его обитателям? Неужели не за что сказать им простое спасибо? Отнюдь! Производственные достижения в колхозе имени Куйбышева, например, сегодня тянут не только на почетные звания, но и вполне сравнимы с европейскими и даже мировыми. Как хозяйству это удалось в атмосфере тотального разрушения российского села?
Казалось бы, ответить на этот вопрос Евгению Васильевичу будет нетрудно, не первый раз просят его, но всякий раз он держит паузу, глубоко задумывается. И всякий раз находит новые слова, новые объяснения. В марте этого года колхозу исполнилось 85 лет со дня основания, последние 26 лет связаны с правлением Е.В. Кочетова. И почти все эти годы прошли в постоянной борьбе за сохранение хозяйства, так как начался долгий, непродуманный период реформ в сельском хозяйстве. Но запас прочности колхоза оказался настолько крепким, что даже самый выдающийся менеджер-разрушитель Чубайс не смог его поколебать. Многие сдались, однако поставить на колени упрямого волжанина, а вместе с ним и колхоз, не удалось никому. Сегодня нельзя представить колхоз без председателя Кочетова, как и председателя Кочетова без колхоза.
– Образно говоря, колхоз – наш родной дом, одна семья, где живут и трудятся сотни родственных душ, – размышляет Евгений Васильевич. – И живут так, что дай бог пожить каждому. Идея разорить его могла прийти в голову только безумцу или откровенному врагу. Отставив эмоции, выскажу то, в чем глубоко убежден: колхозы полностью оправдали себя как эффективная система сельскохозяйственного производства. Особенно в регионах с небогатыми угодьями. Еще в далекие тридцатые годы большинство единоличников, не выдержав объективных трудностей, вошли в коллективные хозяйства. Когда же реформаторы-либералы обрушили промышленность и сельское хозяйство, наш колхоз не только устоял, но как отлаженная самоорганизующаяся система продолжал эффективно работать, и выполняя государственные задания, и обеспечивая нормальную жизнь всем ее членам, а также тем, кто учил наших детей и заботился о здоровье населения. Вот эти семь знамен мы бережем как реальные знаки признания наших достижений. Это не бахвальство, а конкретный факт, которым мы гордимся. Надо признать, что реформы в аграрном секторе назрели давно. Знаю, умные люди – хозяйственники, ученые, политики – подготовили ценные предложения, мне об этом рассказывали знакомые депутаты. Однако в президентском указе, подготовленном молодыми реформаторами, от разумных идей ничего не осталось. Не разрушать сложившуюся систему АПК, а модернизировать ее с учетом мирового опыта, поддержать земледельца материально, организовать производство современной техники – вот путь эффективных хозяйственных реформ.
– Каким ветром занесло к вам реформаторов?
– Напомню, в конце 1991 года Ельцин подписал указ о реорганизации колхозов и совхозов. В Нижегородской области зеленый еще губернатор Немцов усиленно насаждал фермерство. Шуму было много, программу «ЗеРНО» – «Земельная реформа Нижегородской области» – целиком поддерживал центр, Чубайс тогда возглавлял комитет по управлению госимуществом. Идея реформы состояла в том, чтобы землю поделить на паи и раздать в собственность селянам, а там хоть трава не расти. Видимо, именно на это они и рассчитывали. Под раскрой пускались и колхозные, и совхозные земли, независимо от формы собственности, прописанной в Конституции. Это вело к полному обрушению сельского хозяйства. Мы стояли на своем: зачем рушить прибыльные, крепкие хозяйства? Для проталкивания своей идеи «закройщик» и амбициозный губернатор Немцов каким-то образом подключил «тяжелую артиллерию» – премьера Черномырдина, и тот приехал к нам, чтобы провести соответствующее совещание. Проходило оно в нашем доме культуры – он один на всю округу, где можно было вместить всех приглашенных.
– Как же вы все-таки уцелели? Благодаря или вопреки?
– Это может показаться странным, но спас нас от наскоков реформаторов все тот же указ, вернее, один из подзаконных актов, принятых вслед за указом: наш колхоз как элитное хозяйство по зерну и животноводству попал в перечень сельхозпредприятий, не подпадающих под действие постановления правительства о реорганизации. Нашлись-таки в правительстве умные головы, которые понимали, что с развалом аграрного сектора можно потерять не только продовольственную безопасность, но вместе с ней и безопасность страны в целом. Эта охранная грамота спасает нас уже лет тридцать. Кроме того, статус элитного хозяйства дает дополнительные средства по областным и федеральным аграрным программам. Благодаря именно этому статусу мы можем продавать элитный скот и семена. В начале этого года колхоз – единственный в районе – снова получил лицензию Министерства сельского хозяйства РФ по животноводству. Вот и думайте, как хотите: благодаря своей настойчивости и вопреки неумной политике отдельных деятелей мы пережили смутное время и теперь достойно живем и успешно трудимся в грабительских условиях рынка. Единственное, чем мы поступились, так это то, что в официальном названии добавили «Сельскохозяйственный производственный кооператив», как это требуется для юридического статуса предприятия, а название кооператива оставили неизменным: «Колхоз имени Куйбышева».
– Интересно, как хозяйства переходили к рыночным условиям?
– По сути дела, переходного периода не было, нам не дали прийти в себя. Никакого механизма перехода на рыночные правила не было разработано. Нас просто бросили в открытое море – выплывайте, как можете. Государство даже не создало правовую, финансовую и организационную основу для жизнедеятельности сельских тружеников в новых экономических условиях. Вместо серьезного подхода к реформам оно сосредоточилось главным образом на сломе прежней обкатанной системы и на бездумном разрушении материальной базы сельского хозяйства. Некогда крупнейшие хозяйства были волевым образом уничтожены. Пример тому – наш сосед совхоз «Сормовский пролетарий» из Борского района, совхоз мясо-молочного направления и элитного семеноводства трав был в кратчайший срок развален до основания: тысячное поголовье скота пущено под нож, сельхозмашины – даже сравнительно новые – отправлены в металлолом, современные, хорошо оснащенные скотные дворы разрушены из-за стальных конструкций, которые также были разрезаны и отправлены в переплавку. Специалисты, механизаторы, доярки остались без работы. Земельные паи за бесценок (6–7 тысяч рублей за 3–4 гектара!) скупили представители какой-то фирмы. Сейчас эти земли почти не используются, в большинстве своем зарастают кустарником и борщевиком. Таких примеров множество. В глубинке большие массы земли заброшены, не обрабатываются, и никому, по сути, не нужны. Закон о землепользовании не работает. Большинство фермеров, которых поначалу было несколько сот, не выдержали неорганизованности рынка, трудных условий и разорительных кредитов, свернули свою деятельность, теперь их считаные единицы. Заметного влияния в аграрно-промышленном секторе района и области не оказывают.
– Не хотелось бы подозревать огульно всех реформаторов в заведомо преступных действиях. Скорее всего, люди, уполномоченные провести перестройку сельского хозяйства России, попросту не знали этой отрасли, не знали жизни села. Гайдар – кабинетный ученый, Чубайс начинал с торговли цветами, Немцов – физик. В чем, по-вашему, основная причина реформаторского зуда «отцов» либеральных преобразований?
– Суть российского либерала очень точно охарактеризовал еще в XIX веке наш нижегородец, замечательный писатель-аграрник Глеб Иванович Успенский: «Язык болтал либеральные фразы, а руки тянулись грабить». Нынешние либералы-реформаторы не исключение. В политической составляющей их реформ – борьба не с отжившими формами ведения хозяйства и устаревшими технологиями, а с идеологией: если совхоз или колхоз, то это креатура советской власти, значит, они подлежат уничтожению. Борьба, навязанная крестьянам сверху, по сути, сводилась к разрушению в большинстве своем крепких и конкурентоспособных хозяйств. Так отвечает на поставленный вопрос известный российский ученый Борис Абрамович Черняков. С этой мыслью я вполне согласен. От себя лично добавлю: делалось это безобразие далеко не во благо российского земледелия, а в угоду западным монополиям с целью захвата нашего продовольственного рынка.
Новоявленные реформаторы даже не потрудились придумать подходящее название насаждаемым волевым путем новым аграриям и их хозяйствам, а просто сняли кальку с привычной американской модели – фермер, фермерское хозяйство, заменив ими точные и исконно российские понятия «крестьянин», «крестьянское хозяйство».
Фермеры на Западе, в США – это носители особой культуры, которая зарождалась и развивалась десятки лет и передавалась из поколения в поколение. Для развития фермерства в России не существовало необходимых условий. Потому что работа на ферме требует высокого уровня механизации. В постсоветской России проблем с кадрами на селе не было, однако отсутствовала в нужном количестве сама техника. А вручную фермерские наделы не обработать. Арендовать технику, имея угодья в 50 га пахотной земли, тоже весьма накладно и даже разорительно. Как выяснилось позднее, даже выращенную в тяжелейших условиях продукцию девать было некуда.
К тому же отсутствовала, да и сейчас находится в зачаточном состоянии правовая база для развития фермерства, которая существует во всем цивилизованном мире. Современный российский фермер по сей день практически не защищен от начальствующих «наездов» проверяющих инстанций, от поборов со стороны многочисленных административных служб, от шантажа банков и страховых компаний. В итоге что получили? Полную дискредитацию фермерского движения.
Конкретное подтверждение сказанному мы неожиданно получили из общения с голландскими фермерами. В то время мы задумали строить собственный маслосырзавод. Молока у нас было и есть много, продавать сыр и масло проще и выгоднее, чем сырое молоко. Подготовили помещение, подобрали рабочих и отправились за оборудованием и опытом сыроварения в Голландию. Пока оформляли покупку, пообщались с местными фермерами. Работали голландцы хорошо. Фермы отлажены, надои высокие, культура производства тоже на высоте. Но, узнав о последних реформах в России, искренне удивились: зачем вы, русские, затеяли дробление крупных сельхозпредприятий? У нас уж так исторически сложилось, и то многие наши фермеры разоряются. Чтобы избежать полного краха, сельхозпроизводители стараются объединяться, укрупняют и концентрируют производство, создают кооперативы. Представьте, каково фермеру с небольшими площадями земли и фермочкой на сотню коров? Кроме работы, ничего не видят наши семьи, а наемный труд дорог.
Вернулись домой, и я тут же собрал колхозников и обо всем этом рассказал народу. Колхозники единодушно решили: как бы тяжело ни было, колхозную систему ломать не будем.
– Известно, реформаторы продолжали вас прессовать, несмотря на особый статус вашего хозяйства. Как вы держали удары?
– Старались, как могли. Но мы были не в равных условиях: за ними весь административный, правительственный ресурс, за нами – только поддержка колхозников да отдельных районных руководителей. Они, реформаторы, хорошо знали наши слабые места и больно били по ним. Так, например, вынудили нас закрыть птицефабрику, которая приносила почти два миллиона рублей дохода. По тем временам – большая сумма. К тому времени производство куриного мяса достигло 1300 тонн. Получилось так, что в 1993 году мы были вынуждены колхозную котельную передать в муниципальную собственность. А новые ее хозяева тут же подняли расценки на теплоносители настолько, что птицефабрика стала нерентабельной. К тому же дела на птицефабрике, где мы брали инкубационное яйцо, пошли хуже некуда. В первый же год прежде высокоприбыльная наша птицефабрика дала полтора миллиона рублей убытков.
Мы с ведущими колхозными специалистами скрупулезно анализировали ситуацию, искали пути сохранения фабрики, да все напрасно – «ножки Буша» победили. Для хозяйства закрытие фабрики было страшным ударом. Не думали мы, что таким образом обернется передача котельной. Теперь понимаем: кто рулит тарифами, у того в руках и вся экономика, и если власть не примет должных мер, будет худо всем, не только колхозникам. К сожалению, и товарный рынок уже диктует, что производить. В результате вслед за закрытием птицефабрики нам пришлось отказаться от производства льна.
При внимательном рассмотрении и здесь нетрудно заметить руку того же «менеджера», который разорил нашу птицефабрику. Лен, знаменитый «северный шелк», который здесь выращивали исстари, вдруг стал невостребован на российском рынке. А на западный нам путь заказан. До середины 90-х годов льноводство приносило нам ощутимый доход. И ордена льноводам. Рынок быстро сделал его производство убыточным. Думаю, Запад не отказался от этой важной технической культуры, льняное полотно, например, всегда будет иметь спрос. Но отныне в наших магазинах будут торговать импортными льняными товарами. Нам же ничего иного не осталось, как освободившиеся из-под льна площади занять кормовыми культурами.
– Как укорениться на российском рынке со своей продукцией? Реально это в нынешних условиях? Как вы выкручиваетесь?
– Опять приходится только сожалеть, что государство практически устранилось от наведения порядка на рынке. В прежние времена мы четко знали, куда отгружать свою продукцию, что получим за ее реализацию. Пусть небогато платили, зато мы могли точно ориентироваться: что, куда, сколько и по какой цене. Сейчас действуем наудачу, по старым связям. А вот Европа, хотя и издевалась над нами за всеобщее планирование – от морковки до скрепки, все четко распланировала, и те же фермеры не знают проблем с реализацией урожая. Мы же пока выходим на рынок с большой долей риска. С такой политикой правительства страна обречена жить в условиях продовольственного риска.
Поэтому не может не радовать стремление президента России в ближайшую пятилетку полностью обеспечить страну основными продуктами питания собственного производства. Об этом он заявил еще в своем послании в 2012 году, и особенно сильно прозвучали его инициативы на недавнем расширенном заседании Госсовета. На поддержку АПК стали выделять реальные деньги под реальные программы. Кое-что перепадает и нам. Так, воспользовавшись этими программами, мы думаем возобновить строительство жилья. Примечательно, что в этих программах уже нет революционных призывов коренного преобразования сохранившихся сельхозпредприятий. Но разве мы не осознаем необходимость новаций? Прежде всего, повторюсь, государство должно урегулировать отношения между нами, производителями продовольствия, и рынком, который ставит нас в неравные экономические условия. Надо возродить отечественное сельскохозяйственное машиностроение. Конечно, на новом, современном техническом уровне. Надеюсь, новое руководство Минсельхоза будет нашим союзником. А пока приходится действовать по-разному. У нас нет в колхозе основной техники отечественного производства. Можно подумать, что мы – не патриоты. Не патриоты – те, кто вынуждает нас покупать технику на Западе. Она дороже, но несравнимо производительнее. Поэтому нам на все про все требуется только две сеялки, три зерно- да два картофелеуборочных комбайна. Значит, и механизаторов нужно немного.
– Вообще-то колхозные лидеры в большинстве своем – люди закаленные, готовые к любым катаклизмам. Надо думать, вы – один из последних выпускников советской школы хозяйственников. Как вы сейчас оцениваете свои «университеты»? Вы были прилежным учеником?
– Можно восхищаться теми двадцатилетними ребятами, которые только-только получили корочки какого-нибудь западного вуза и сразу же назначаются на высокие должности, причем в таких крутых компаниях, к которым даже подойти боязно. А они без видимой робости занимают ответственные кресла, входят в руководящие советы и т.д. Но я им не завидую, а сочувствую, потому что к ним нет уважения многоопытных коллег, профессионалов-практиков.
В советские времена тоже поощряли талантливую молодежь. Но это был долгий путь обкатки, воспитания кадрового работника. Даже чтобы достигнуть очередного повышения внутри хозяйства, проходил не один год. Наиболее активных райком партии заносил в свой резерв на выдвижение. Обычно перспективных подсаживали к сильному руководителю на должность главного специалиста, например главным агрономом, главным инженером или заместителем.
Благодарю судьбу, что после окончания агрономического факультета Горьковского сельхозинститута направила меня в совхоз «Заречный» Городецкого района. Было это в 1973 году. Руководил им тогда Михаил Епифанович Крылов, человек широких знаний и вообще специалист научного склада мышления. При нем совхоз стал опытнопроизводственным предприятием, которое специализировалось на производстве элитных семян, главным образом картофеля. Работать молодому агроному с таким директором было интересно и поучительно.
…Евгений Васильевич на полном основании считает, что, работая под руководством Крылова, он обрел тот первый опыт, который так пригодился в будущем, когда самому приходилось поднимать другие хозяйства. Конечно, не без подачи директора молодой специалист Кочетов стал главным агрономом, а через пять лет горком партии порекомендовал его на должность председателя соседнего колхоза им. Дзержинского, который нуждался в энергичном и грамотном руководителе.
Кочетов, как говорится, доверие оправдал: за пять лет правления вывел хозяйство в лидеры. Поэтому, когда возникла необходимость сменить на посту самого Михаила Ивановича Треушникова – председателя колхоза имени Куйбышева, выбор снова пал на Кочетова.
– Треушников – это легенда, Герой Труда! – вспоминает Евгений Васильевич. – В конце восьмидесятых стоял вопрос о присвоении ему второй Золотой звезды, не изменись так круто в стране политическая ситуация. По интенсивности использования земли, по ее отдаче продукцией куйбышевцы шли впереди не только среди хозяйств района. По производству продукции на единицу сельхозугодий и пашни в бывшем СССР колхоз Треушникова уступал только знаменитому «Омскому бекону». Мне уезжать из Бриляков, где располагалась центральная усадьба колхоза имени Дзержинского, очень не хотелось: хозяйство окрепло, семья определилась. А тут – на тебе – принимай колхоз после самого Треушникова! Да разве поспоришь с райкомом партии! Теперь считаю, что общение с Треушниковым мне пошло на пользу, особенно в начальный период, когда вникал в дела, знакомился с людьми. Они видели, что Михаил Иванович ко мне относится как равный к равному, несмотря на большую разницу в возрасте (мне было тогда всего-то 37 лет), и сами проникались доверием к новому руководителю.
…Расскажу, насколько возможно, о Михаиле Ивановиче как прирожденном хозяйственнике. До него были достойные памяти председатели, они создавали фундамент колхоза в трудные довоенные и послевоенные годы. А Михаил Иванович сделал из него хозяйство союзного уровня. Знамена и высокие награды давали действительно за высокие трудовые показатели. Председателем колхоза Треушников проработал бессменно 31 год, до 74-летнего возраста. Конечно, он задумывался, в чьи руки передать руководство хозяйством. Понимал также, каково будет новому руководителю после него-то, Треушникова, и даже побаивался, как бы его авторитет не сломал молодого лидера.
Отчетно-выборное собрание было назначено на 23 февраля 1988 года. Все знали, что Треушников уходит, но все равно заявление о сложении полномочий прозвучало неожиданно. Знали собравшиеся и то, что кандидатуру Кочетова поддерживает районное руководство. А народ, как говорится, не обманешь: уж если привезли человека на смотрины, то, значит, все заранее обговорено.
Обсуждения кандидатур, против ожидаемого, практически не было. Кочетов был краток: «Я понимаю всю ответственность, которую готов возложить на себя, после Михаила Ивановича опустить планку в развитии такого колхоза будет непростительно. И, признаюсь, решаюсь на этот шаг с душевным волнением. Если окажете доверие, то приложу все силы, знания и опыт, чтобы успешно продолжить дело Михаила Ивановича с честью. Но времена меняются, в организации производства, в экономических подходах потребуются новые методы и наработки. Уверен: вместе с вами нам удастся многое сделать…»
Ему поверили. Когда началось голосование, абсолютное большинство собравшихся согласно подняли руки.
После между двумя председателями – бывшим и новым – была долгая беседа. Ранее им приходилось встречаться, но все накоротке, и до душевного разговора дело не доходило. А тут Евгений Васильевич перед Треушниковым раскрылся с полной откровенностью. Старый председатель со всей ясностью понял, что на смену пришел руководитель новой формации, а Кочетов был рад, что «дед» не отказался помогать советами, особенно в первые годы работы.
Евгений Васильевич позднее признавался: «Я неделю, как во сне, ходил. На второй же день Михаил Иванович передал мне дела. Да какая передача? На вот тебе ключи от кабинета председателя, а колхозную печать передай главбуху. И все. Никакого даже акта приема-передачи не составляли. Пост сдал, пост принял. И вперед!»
Но освоился Кочетов на удивление быстро. И опыт уже был, да и само хозяйство знакомо. Но при этом он поразится, какая четкость во всей отчетности просматривалась: каждая копейка – на счету, никаких подпольных заначек. Все специалисты и работники при деле, свои обязанности и ответственность понимают, к новому председателю гужом не повалили, как это нередко в иных хозяйствах бывало при смене руководства. Этим, кстати, Кочетов поначалу даже был несколько озадачен. Приглашает по очереди в кабинет главных специалистов, бригадиров, руководителей подразделений: вопросы есть? Те плечами пожимают. Ну, тогда за дело! Михаил Иванович приучил людей к самостоятельности.
И еще прекрасно знал бывший председатель, какого родуплемени молодой Кочетов, из какой именитой семьи вышел и как сформировался его характер. Евгений Васильевич – младший из четырех братьев, которые должны были быть Гущиными. В Кочетова из Гущина превратился отец Евгения – Василий Александрович, когда Гущиных в тридцатые годы записали в кулаков и приговорили к коллективизации. Причем не помогли и бывшие заслуги. Отец Василия Гущина – Александр Васильевич, дед Евгения и его троих братьев – в Первую мировую войну стал полным георгиевским кавалером. Оставшись живым в одной войне и вернувшись домой, угодил на Гражданскую, конечно, на стороне красных. Как всегда, сражался храбро, за что от советской власти получил орден Красного Знамени.
Только через пять лет он вернулся в родное село Кожино, что в Арзамасском уезде. Огляделся, обустроился, и поскольку в стране, разоренной и голодной, начала осуществляться новая экономическая политика (нэп) с разрешением свободного предпринимательства, Александр Гущин быстро организовал в селе колбасное производство. Опыта он набрался, когда воевал в Галиции, с крестьянской пристальностью наблюдал, как этим делом занимаются западные украинцы.
Развернулся он быстро и широко. Уже через пару лет возил колбасы по всем окрестным базарам и даже в Нижний Новгород. Построил для производства новое помещение и закупил промышленное оборудование. Вскоре он поставил кирпичный дом, потом и второй. Кстати, оба стоят до сих пор неколебимые, как крепости. Основательно строил дед Александр, надолго и крепко обустраивался, поверив большевикам. Да оказалось все напрасно. И даже себе во вред. В самом начале раскулачивания колбасник Гущин первым попал в список высылаемых. Было предписано в 24 часа собраться и быть готовым к отправке в Сибирь. Только самого младшего, семилетнего Ваську, комбедовцы пощадили: разрешили оставить на попечение дальних родственников Кочетовых. Больше ничего в селе Кожино о Гущиных не слышали.
Так род Гущиных через единственного уцелевшего Василия стал Кочетовым.
От своего отца, предпринимателя, он унаследовал первородную крестьянскую хитрость, живой организаторский ум, российскую распахнутость души и полное отсутствие мстительности. Эти качества просматриваются и в сыне, Евгении. А предпринимательская жилка, экономический подход к любому делу – от деда.
Кочетов с Треушниковым с самого начала просекли подлый характер навязываемых реформ и твердо решили всеми силами отстаивать колхоз и прежнюю коллективную собственность на землю и имущество. В эти-то годы и нажил себе Кочетов врагов в областных и районных верхах как упорствующий ретроград. Интересно, какой ярлык навесили бы на него, если бы сдался и пошел на поводу горе-реформаторов? За «ретроградство» даже в областных аграрных кругах многие сегодня в открытую благодарят Кочетова: при нем сохранили элитное картофельное семеноводство, подняв урожаи до 300 центнеров с гектара. Отладили до совершенства технологию возделывания и хранения клубней. Увеличили производство элитного молодняка черно-пестрого скота, нарастили поголовье молочного стада и намного подняли надои: в 2012 году надоено 6891 килограмм молока на фуражную корову, в прошлом – 7069! В советские времена за такие показатели давали не только символические знамена, но и настоящие Золотые звезды Героев Труда. Будем верить, что хорошие традиции продолжатся.
Сейчас Евгений Васильевич, оглядываясь на прошедшее время, говорит, что за 26 лет председательства ему не о чем сожалеть, но есть чем гордиться. Он не только сохранил потенциал хозяйства, но и значительно его приумножил. За последние 15 лет произошло полное техническое перевооружение производства, освоены новые технологии как в растениеводстве, так и в животноводстве. Выросла производительность труда. Когда он приступил к работе, в колхозе было 440 работников, пять полеводческих бригад. А ныне даже с возросшим объемом производства справляются менее 200 человек – идет процесс интенсификации производства.
Все эти годы Кочетов продолжал начатое Треушниковым строительство. Именно ему пришлось завершать возведение большинства крупных объектов – животноводческих дворов, механической мастерской, большого пристроя к средней школе и многое другое. При нем построено 300 квартир – благоустроенных, с полным набором коммунального обеспечения. Отрадно, что сохранились и все 17 деревень и деревушек на обширной территории хозяйства. Живущие там большей частью пенсионеры не брошены, заботой колхоза не обделены. Каждый работающий и бывший колхозник имеют возможность покупать производимую продукцию по себестоимости. А она в полтора-два раза ниже рыночной цены.
Пять лет назад, к 80-летию хозяйства нижегородский журналист-аграрник Александр Шубин издал к юбилею добрую, умную книгу «Земля – наша доля». Некоторые факты, добытые им, использованы в нашей публикации. История колхоза показана исключительно через конкретных людей – руководителей, специалистов, рядовых тружеников, что делает ее особенно привлекательной. В книге дана большая подборка фотографий. Здесь нет ни одного мрачного лица – все живые, с хорошим настроением, одухотворенные. Достаточно взглянуть на них, чтобы убедиться, что здесь живут счастливые люди, они многое пережили, но не сдались и победили. Хочется надеяться, что отныне и навсегда.
Алексей Исаев
Городецкий р-н Нижегородской обл.
Источник: журнал «Аграрное обозрение», №3, 2014 год
Национальное достояние
- Просмотров: 6125
