Не самое плохое хозяйство Псковской области добровольно вступило в
агрохолдинг, потеряло при этом самостоятельность, но получило
возможность развиваться темпами, о которых раньше и мечтать было нельзя.
Волею судьбы последние десять лет мне очень часто приходится бывать в Псковской области, в самой ее глухомани, и на правах почти местного жителя могу свидетельствовать: индустриальное сельское хозяйство региона, доставшееся в наследство от советской власти, в своей основной массе уже не деградирует. Оно почти вымерло. Признаки ухода за псковскими полями иногда можно заметить, но в основном когда-то плодоносившие земли давно поросли бурьяном и молодым лесом.
Тем интереснее мне было познакомиться с колхозом «Красная поляна», находящимся на юге области, неподалеку от границы с Белоруссией, хозяйством, которое является тем самым исключением из псковских правил. Более того, хозяйство развивается настолько быстро, что ему, наверное, позавидовали бы многие аграрии, которым посчастливилось трудиться и в более благодатных краях.
В былые времена «Красная поляна» была вполне среднестатистическим хозяйством северо-запада России. Создано на первой волне коллективизации, в 1931 году, значит, сейчас ему уже 81 год. Название «Красная поляна» колхоз получил в момент основания – в память о первых революционных маевках. Пережил катастрофу трехлетней оккупации нацистами, послевоенное возрождение из пепла в буквальном смысле, все остальные взлеты и падения отечественного АПК. Не развалившись и никому не продавшись, «Красная поляна» пережила даже кошмар «реформ» последнего десятилетия минувшего века. И в общем-то терпимо жила вплоть до 2004 года, когда производственный сельскохозяйственный кооператив «Колхоз «Красная поляна» возглавил приехавший из другого района молодой руководитель – Владимир Довгун. При нем была проведена некоторая перестройка хозяйства, как и положено при любом новом руководителе, и вроде бы все по-прежнему было неплохо. Но через три года руководства новый председатель ставит перед коллективом вопрос ребром: нужно продать свое колхозное имущество и войти в состав мощного агрохолдинга. Не потому, что долги заставляют искать богатого покровителя, хотя долгов было много, а потому, что иначе не удастся идти в ногу со временем.
Могу только фантазировать на тему о том, какова была реакция на такое предложение со стороны рядовых колхозников – на тот момент, повторюсь, по сравнению со многими другими крестьянами Псковской области они и так жили неплохо.
Прав был или нет председатель, принимая такое непростое и неоднозначное решение, покажет только время. А пока предлагаем вниманию читателей беседу с Владимиром Довгуном, и он сам обо всем расскажет.
– Владимир Владимирович, расскажите для начала о колхозе «Красная поляна».
– Мы находимся в одном из депрессивных районов юга Псковской области – Новосокольническом, пашни три года назад было 4027 гектаров, всего сельхозугодий почти 9000 га, работало около 200 человек. Я даю данные по состоянию на три года назад, чтобы было понятно, что изменилось сегодня, о чем я скажу потом.
Пять лет назад по собственной воле, без принуждения я напросился на вступление в агрохолдинг «Слактис», основой которого является Великолукский молочный комбинат.
Почему напросился? Потому что понял в то время, что нужно много и быстрых денег.
«Красная поляна» всегда была самодостаточным хозяйством, работала с прибылью. Но капитальные вложения в размере 10–12 миллионов рублей в год меня как председателя просто не устраивали. А на тот момент нужно было менять и технику, и здания-сооружения, и скот, и так далее. То есть я понял, что мы достигли какого-то уровня и дальше без серьезных вложений развития не будет.
– Какого уровня вы достигли на тот момент? Какие были показатели?
– 2500 поголовья, из них 1000 коров. Поскольку у нас тогда была, да и до сих пор в основном есть, латвийская бурая порода, надои на тот момент составляли 3600–3800 литров в год. А биологический потенциал породы – 4000 литров. Порода по-своему замечательная, очень хорошо адаптирована к нашей местности, хотя сейчас ее даже в реестре нет. Это, как говорят, скот для бедных, его можно, образно говоря, месяц не кормить, а потом накормить – и он восстановит свою продуктивность. Молока дает немного, но жирность – до 4,8 процента. Поскольку Псковская область при советской власти была маслосыродельной зоной, здесь и разводили латвийскую бурую породу – в условиях плановой экономики. Плановая экономика кончилась, а скот и по сей день остался.
Накануне вступления в агрохолдинг мы производили около 200 тонн мяса, полностью обеспечивали себя кормами, продавали небольшое количество зерна – до 1000 тонн. Я появился в этих местах в 2004 году, на тот момент годовая выручка в колхозе была 17 миллионов рублей, потом 24, потом 32, на момент вступления в агрохолдинг она составляла 36 миллионов. А потом я понял, что нужно делать более крупные шаги. В прошлом году выручка была 102 миллиона, а в этом году, если все сложится, как я планирую, будет 180.
– Вы планируете за год почти двукратный рост?
– Да.
– Итак, вы влились в состав агрохолдинга «Слактис», в основе которого лежит Великолукский молочный завод. Каким образом вы туда влились? Продали акции?
– Не акции, а паи – земельные и имущественные.
– Как вы себя чувствуете в составе агрохолдинга? Раньше вы были хозяевами, теперь – наемные работники…
– Но у меня-то лично и раньше здесь не было собственности, я, повторюсь, приехал в это хозяйство в 2004 году. А у колхозников были земельные паи, было имущество – более чем скромное. Но если человек владеет долей собственности, он должен получать хоть какие-то дивиденды. Ничего подобного в «Красной поляне» не было, все получали только зарплату.
– То есть колхозники довольно легко расстались со своей иллюзорной собственностью?
– В принципе да. Я был инициатором этого дела, потому что понимал, что иначе мы не сможем двигаться вперед.
– А люди за свои паи что получили?
– Живые деньги – небольшие, но все получили все, что положено.
– Но все равно надо было как-то убедить людей отказаться от их кровной собственности. Представляю себе: приходит новый председатель, да к тому же не местный житель, и говорит: ребята, вы тут думаете, что вы собственники, а давайте-ка продадим ваши паи – и вы станете простыми наемными работниками…
– Я уже не совсем был новый, три года к тому моменту отработал, и люди мне, наверное, уже верили. Надеюсь, они и сейчас мне верят. А как я их убедил?..
– Многие ведь цепляются за статус собственника – лучше будут сидеть в нищете, но своего не отдадут…
– Вот я про то им и говорил: вы имеете свой пай, но что вы с этого имеете? Сегодня ничего. А завтра вы получите головную боль, которая будет связана с тем, что государство введет налог на имущество и вам придется его платить, а получать вы ничего не будете. Надо ценить то, что есть реально, надо работать и зарабатывать деньги. Если руки-ноги есть, это всегда можно сделать. Так оно и получилось – вчера подписывал ведомости на зарплату, механизаторы в этом месяце получат от 26 до 47 тысяч рублей. По прошлому году средняя зарплата механизатора составила 25 тысяч рублей, притом что у нас 7 месяцев зима.
– Вы, прежде чем прийти в это хозяйство, где работали?
– Я 13 лет работал директором совхоза в Бежаницком районе Псковской области. А до того еще 5 лет – управляющим хозяйством. Я руководителем стал в 1990 году, мне было 25 лет. Все, что происходило в сельском хозяйстве России начиная с 1990 года, мне хорошо знакомо. А сюда я пришел работать по рекомендации областной и районной власти. Хозяйство на самом деле было в достаточно плачевном состоянии – 17 миллионов реализации и 7 миллионов текущих долгов, 3 месяца не выплачивалась зарплата (которая на момент моего прихода в среднем составляла 1600 рублей) и так далее. За три года мы разобрались с зарплатой, с налогами, с кредиторами. Но присутствовал один интересный аспект. «Красная поляна» всегда была очень сильно социально ориентирована. Мои предшественники строили школы, детсады, профилактории, и все было для колхозников бесплатно. То есть тут был маленький коммунизм – микроскопическая зарплата и максимум социальных благ. Пилорама бесплатно, проезд в отпуск бесплатно. Но ведь кому-то надо на пилораме напилить 10 кубов, а кому-то нет. Кому-то надо в отпуск во Владивосток поехать – бесплатно, а кому-то до райцентра – тоже бесплатно. Эту систему нам пришлось в течение трех лет ломать и прийти к тому, что главное – работать и зарабатывать деньги, а уж на что каждый их потратит – его личное дело. В результате через три года у нас была самая высокая зарплата среди сельхозпредприятий района – 8–9 тысяч рублей, и выплачивалась она своевременно. Великих производственных показателей мы не достигли, но хозяйство полностью себя обеспечивало деньгами и при этом вело расширенное воспроизводство. Первыми в Псковской области, еще до агрохолдинга, мы начали потихоньку покупать импортную технику – комбайн, оборудование для почвообработки. То есть начали делать первые шаги, которые на тот момент могли себе позволить. Но при 36 миллионах рублей годовой реализации покупать комбайн за 8 миллионов… У меня были разговоры и с главой района, и с другими, мне говорили, что я угроблю хозяйство. Я спрашивал: почему? Мне отвечали: твой комбайн 2 месяца в году отработает, потом 10 месяцев будет стоять под забором. Я отвечал: а я не так считаю. Хотя на самом деле и сам сомневался. Но я хорошо помню, как мы в первый раз выгнали импортный комбайн в поле – там была плохонькая рожь. «Клаас» проехал – собрал 21 центнер с гектара. Потом по тому же полю пошел «Енисей» – собрал 15 центнеров с гектара. То есть потери только из-за техники 6 центнеров. Если у меня 1000 гектаров, то благодаря комбайну CLAAS я получаю дополнительно 600 тонн зерна. А 600 тонн зерна – я не помню, какие цены на тот момент были, ну пусть 5 рублей за килограмм – это 3 миллиона рублей, ничего при этом дополнительно не делая, просто благодаря хорошей технике. Считаем дальше. Раньше у меня работало 4 комбайна «Енисей» – это 4 комбайнера, 4 помощника, каждый комбайн нужно заправить двумястами литрами горючего. Все эти расходы – еще миллион. И получается, что дорогая, но хорошая техника окупает себя за 2 года, если вместо четырех «Енисеев» будет работать один CLAAS.
– Что это был за комбайн?
– Mega 350, она до сих пор живая, стоит на площадке, ремонтируется. Чуть-чуть подремонтируем – и пойдет в бой (наш разговор шел в середине июля, в самом начале уборочной страды. – К.Л.). Мы этой «Мегой» убирали 1000 гектаров зерновых – и это в нашей зоне! Никто не верил. У нас ведь росы, влажность очень высокая, начинаем убирать часов в 11–12 дня, а в 9–10 вечера уже надо заканчивать.
– А обслуживание техники CLAAS вы тоже посчитали? Оно ведь дороже «Енисея».
– Конечно, посчитал. Но машины CLAAS, да и любая импортная техника, сделаны настолько надежно, что пять лет выдерживают без проблем, почти без ремонта. Потом проблемы, конечно, будут, ремонт дорогой, но не дороже того, что мы сами делаем с отечественной техникой. А если посчитать убытки от простоев в результате поломок отечественной техники, то расходы на нее тем более будут больше, чем в результате эксплуатации импортных машин. Но мы сейчас подходим к такой схеме: трактор у нас работает 6 тысяч моточасов, после чего мы его сдаем дилеру по системе трейд-ин и покупаем новый. Такой же подход будет и по комбайнам: отработал 3–4 года – и я его меняю.
Но это сейчас, а тогда, пять лет назад, к нам только пришло понимание, что новая современная техника – это основа всего. И мы двигались как могли по пути технической модернизации хозяйства. И это был еще один аргумент в пользу вступления в агрохолдинг. Сел механизатор в комбайн CLAAS, сравнил с «Енисеем» – совершенно другое дело. Намолот у комбайна CLAAS в 4 раза больше, значит, в 4 раза больше зарплата, и так далее – я даже поначалу расценки менять не стал. И люди поняли, что это хорошо. А я говорю им, что с вступлением в агрохолдинг новой техники будет больше. Вот так и убедил. Нужно было вскочить в последний вагон уходящего поезда. Вскочил – поедешь. Не вскочил – будешь ныть, плакать, жаловаться, как тебе плохо жить, но это уже никому не интересно. Только за последний год в Псковской области поголовье КРС сократилось на 10 тысяч голов – было 65 тысяч, стало 55. За один год! Вывод какой? Кто ничего не вкладывает, тот ничего и не имеет, он деградирует, погибает, его скоро не будет. Сегодня успех любого бизнеса заключается в новых технологиях. Сейчас сельское хозяйство Псковской области, если в среднем, находится на уровне 60-х годов. Если ничего не делать, конец такого сельского хозяйства уже совсем близок.
А мы, вступив в агрохолдинг, начали ставить перед собой масштабные цели. В первый же год от «Слактиса» мы получили новой техники, в основном клаасовской, на 56 миллионов рублей.
Тогда же на нашей территории агрохолдинг начал строить мегаферму на 2200 голов КРС, из которых 1200 коров. Этот комплекс «Красной поляне» не принадлежит, мы разные юридические лица, но мы его обслуживаем. Наша задача: обеспечить комплекс кормами, вывезти навоз, отвезти-привезти персонал и так далее. За все это мне агрохолдинг платит, отношения у нас денежные, как и положено между разными юридическими лицами.
– Давайте обо всем по порядку. Вы сказали: получили новую технику. Это значит, что агрохолдинг купил вам ее за свои деньги?
– Да, агрохолдинг купил нам технику, можно сказать, в долг, каждый год я за нее расплачиваюсь. Если техника рассчитана на 5 лет и обошлась в 50 миллионов рублей, то каждый год я, грубо говоря, по 10 миллионов агрохолдингу отдаю. Кроме того, я на этой технике заготавливаю корма агрохолдингу и отпускаю по хорошей цене. Это нормальная, логичная схема.
– Почему вы выбрали технику CLAAS?
– На тот момент, когда мы выбирали фирму-партнера, CLAAS предложил лучшие цены. Если трактор «Джон Дир» мощностью 280 лошадиных сил стоил около 6 миллионов, то аналогичный CLAAS – 4,6–4,8 миллиона. Выбирали по соотношению цена-качество.
– Какой дилер поставляет вам технику CLAAS?
– С самого начала мы работаем с ЗАО «Сельскохозяйственная техника». Почему? Взял 6 лет назад телефонный справочник, нашел фирму, которая поставляет клаасовскую технику в наш регион, позвонил – и с тех пор пошло-поехало. Сегодня я очень благодарен ребятам из СХТ, они очень часто идут нам навстречу, дают рассрочку и на технику, и на комплектующие с запчастями.
По части приобретения техники у нас большие планы на ближайшее будущее. Сегодня наш агрохолдинг – это всего процентов 20 от того, что планируется на следующие 5 лет. Будут новые молочные комплексы, новые земли. Сегодня я имею 4 зерноуборочных комбайна – Mega и Tucano, 6 кормоуборочных Jaguar. Но дальше нам потребуется более производительная техника, чем эта, будем менять всю линейку – и тракторы, и комбайны, и почвообработку. Трактора в 280 лошадиных сил мне уже мало, нужен в 380 сил. И одних только тракторов нужно 26 штук.
– Если у вас сегодня сломается техника CLAAS, что будете делать?
– Дилер все сделает. Пару лет назад были проблемы. Мы уже купили достаточно много техники, а сервис был еще не на должном уровне – обращаться приходилось или в Москву за 500 километров, или в Смоленск за 300. В этом году «Сельхозтехника» открыла неподалеку от нас, в городе Великие Луки Псковской области, свой сервисный центр, там есть полный набор запчастей и расходников, и я все это могу брать оперативно, без предоплаты до 500 тысяч рублей. Много еще вопросов остается, но клаасовцы молодцы, оперативно реагируют на поставленные вопросы и стараются принимать взвешенные решения. А другие компании в наших краях вообще никакого сервисного обслуживания не осуществляют.
– Импортная техника славится еще и своим комфортом, иногда чрезмерным. Считаете ли вы, как руководитель, что комфорт для механизатора – это некая ценность, а не баловство?
– Когда мы начали покупать импортную технику, я сам ездил на «уазике». Так мне самому хотелось сесть в комбайн, чтобы почувствовать себя человеком… Все, что делается для удобства человека, очень важно. Кто-то подсчитал, что если температура окружающей среды выше 26 градусов, то каждый следующий градус понижает работоспособность человека на 10 процентов. Не знаю, кто это считал, но знаю точно: когда жара 35 градусов, да при нашей влажности, так не только работать, лежать тяжело.
– Теперь расскажите о молочном комплексе. Он построен агрохолдингом на вашей территории, но вам не принадлежит, вы его только обслуживаете.
– Единственное, что мы не делаем на этом комплексе, так это не доим коров и не платим персоналу зарплату. Там, между прочим, зарплата приличная – на 30 человек в месяц 600 тысяч, то есть по 20 тысяч на работника в среднем.
– И люди там работают не ваши?
– Нет, не наши, это люди агрохолдинга.
– Их что, издалека возят каждый день?
– Да, два автобуса свозят из окрестных деревень плюс из Великих Лук.
– А ваши работники не пошли на мегаферму?
– Нет, не пошли. Их туда никто не собирался брать. Там новое современное производство, там не нужен тот менталитет, который есть у нас.
– Наверное, обидно такое слышать вашим работникам…
– А не надо ни на что обижаться. Все наши проблемы – они отсюда (стучит по голове). Доярка, которая отработала на ферме 20 лет, думает, что она все знает, понимает, может. Но ее знания в современных условиях абсолютно непригодны. На современном молочном комплексе, грубо говоря, есть инструкция – вот пункт первый, вот второй, вот 25-й. И будьте добры эту инструкцию соблюдать от первого до последнего пункта. Не надо ничего домысливать, доделывать.
Чем русский народ талантлив? У нас очень хорошо работает мышление. Поэтому мы никогда не будем жить, как немцы. Потому что немец пришел на завод, прочитал инструкцию и все сделал. Мы же прочитаем инструкцию, подумаем, а надо ли делать так, а не попробовать ли иначе. И к сожалению, в 90 процентах случаев мы все дело испортим. Нам до всего есть дело, кроме того, что должно быть. Поэтому собственник молочного комплекса сознательно поставил задачу: набирать на ферму молодых людей – рабочих и специалистов. И это-то было не так просто, первые три года наблюдалась большая текучка. Сегодня коллектив стабилизировался, результаты хорошие – 28 тонн молока в день, это нормально. В прошлом году средний надой составил 8600 литров.
– Какую породу завезли на комплекс?
– Агрохолдинг закупил в Австралии голштинов.
– Почему в Австралии?
– Было не так много вариантов. В России путный скот вообще не купить. В Западной Европе большое количество скота тоже купить очень сложно, а холдингу нужно было сразу 4,5 тысячи голов. Да и продают на Западе то, что себе негоже.
Наши зоотехники ездили в Австралию, отбирали даже не нетелей, а телок. Привезли, поставили, осеменили, получили телят, и австралийки вполне адаптировались в наших условиях, чувствуют себя комфортно. Выбраковка в год составляла не более 3 процентов.
– Кто финансировал покупку скота?
– Агрохолдингу дал кредит Сбербанк. В свое время это был самый крупный проект по северо-западу, сторговали хорошие условия кредитования, процентную ставку.
– Получается, что вы одновременно обслуживаете молочное стадо агрохолдинга и еще работаете со своим собственным – латвийскими бурыми коровами?
– Да, у нас свои 9 ферм постройки 60–80-х годов. Всего в «Красной поляне» 3500 голов КРС, из них 1400 коров. На наших старых фермах мы немного изменили систему доения, там стоят молокопроводы, что-то дальше делать на этих фермах – это путь в никуда. Сегодня собственник холдинга думает, чтобы продолжить строительство комплексов, но уже не на 1200 голов дойного стада, а на 4800, и весь наш скот переводить на эти комплексы. Я думаю, это логично. Сегодня 2200 голов КРС на комплексе обслуживают 30 человек, а у нас – приблизительно 100. Соответственно отсюда и зарплата, и все остальное.
– А эти новые комплексы, куда со временем пойдет ваше стадо, тоже будут на балансе холдинга?
– Скорее всего да. Для нас сейчас это уже несущественно. Моя, как руководителя, задача – дать людям возможность зарабатывать деньги.
– То есть вашему хозяйству будет отведена роль исключительно кормовой базы?
– Да, и в этом нет ничего плохого. Тот, кто работает с землей, имеет всё.
– Вы агроном по специальности, как я понимаю?
– Да, я агроном, хотя в этом качестве не работал ни единого дня.
– Расскажите, пожалуйста, как вы работаете с землей, какие успехи?
– На сегодняшний день в агрохолдинге «Слактис» 4 мегафермы в общей сложности на 20 тысяч голов скота, все они в Псковской области, в том числе одна – в нашем хозяйстве. Из этих четырех ферм три я обеспечиваю кормами. Всего в холдинге 20 тысяч гектаров земли, из них половина более или менее нормальные, другая половина требует дополнительных вложений, чем мы сейчас и занимаемся. А если говорить о «Красной поляне», где мы сегодня находимся, здесь почти 6 тысяч гектаров пашни с учетом арендованной земли, все гектары в активном севообороте. На двух тысячах га выращиваем зерно. На трех тысячах гектаров – многолетние травы, 500 га – пастбища для скота, 200 га – кукуруза, которую мы доводим до восковой спелости и только потом убираем на сенаж. В прошлом году у нас было 100 га под кукурузой, мы получили на них 4 тысячи тонн готового корма. В этом году – 200 га, но погода все лето плохая, что получится, пока не знаю. Всего же на наших 6 тысячах гектаров мы получаем 4 тысячи тонн зерна, 70 тысяч тонн кормов, в основном сенаж, или, если быть точным, подвяленный силос. Структура кормовой базы такая: 50 процентов – сенаж из трав, 30 процентов – зерносенаж, 20 процентов – кукуруза.
– Как вам в этих местах удается доводить кукурузу до восковой спелости?
– Во-первых, в нашем хозяйстве работает очень хороший агроном – Галина Сергеевна Блохина, заслуженный агроном Российской Федерации, и этот статус она имеет не зря. Плюс у нее две помощницы. Начали экспериментировать с кукурузой. Но прежде съездили в Белоруссию, там, что бы ни говорили, хорошо развито сельское хозяйство. Посетили Белорусскую академию сельхознаук, поговорили о нюансах выращивания кукурузы, подобрали сорта. Начали пробовать. Покупали даже французские семена, но в результате остановились на российских. Работали методом проб и ошибок плюс, конечно, приложили собственные знания, и дело пошло. Есть семена, есть техника и технология – результат будет.
Мы кукурузы могли бы и больше выращивать, но есть проблема уборки. Восковая спелость в наших местах наступает в 20-х числах сентября. А в это время у нас через день льет дождь и грязи по колено. И как убрать эту кукурузу? Поэтому мы держим ее в таком объеме, чтобы с уборкой управиться за 10–12 дней.
Если же говорить о кукурузе шире – как о примере решения проблемы, которая еще недавно казалась нерешаемой, то надо заметить вот что. У нас в сельском хозяйстве работают очень грамотные специалисты. То образование, те знания, которые они получили раньше (не знаю, как сегодня), их вполне достаточно, чтобы работать на земле. Один менеджер в Австрии как-то говорил нам: «Вы не надейтесь, что, если кто-то приедет к вам из-за границы и будет вас учить, как дело делать, он будет прав. Если он такой умный, то почему он не занимается своим хозяйством, а едет вас учить? Грамотнее ваших, российских, специалистов нет, поскольку они всесторонне грамотные». Так что специалисты у нас есть, да и люди, работающие в сельском хозяйстве, по большому счету неплохие. Но у этих людей до сих пор нет ни нормальной техники, ни технологий. У нас имеются очень хорошие наработки в науке, но при нынешней оснащенности сельского хозяйства соблюсти технологический процесс просто невозможно. В России по сей день выпускаются агрегаты, которые были придуманы еще до войны! Да тот же комбайн «Дон-1500» – аналог простейшего «Клааса». Только комбайн CLAAS весит 8 тонн, а «Дон» – 16. Вот и думай, как я на этом «Доне» въеду на свои поля. А нет хорошей техники, нет и технологии. Появилась, например, у нас техника – все начало потихоньку меняться. Мы в первый год на новой технике стали работать – урожайность тритикале составила 55 центнеров. Это в Псковской области, где больше 14 центнеров от века не было!
Так что если есть техника, есть технология и она соблюдается, то больше ничего не надо, и кукуруза в наших краях тоже может расти.
– Сегодня, когда я ехал в ваше хозяйство, неподалеку видел обмотанные в белую пленку рулоны сена.
– Это сенаж был.
– Я знаю, что в Псковской области несколько лет назад была реализована программа бесплатного обеспечения хозяйств рулонными пресс-подборщиками и обмотчиками рулонов в пленку. В результате произошла смешная история: технику-то хозяйства получили бесплатно, но у них даже на пленку денег не хватало. У вас, я гляжу, эта техника до сих пор используется?
– Вы видели не мои рулоны, это были поля соседнего хозяйства. Мы сенаж в пленку больше не обматываем. В свое время мы тоже получили два сенажных комплекса, и на тот момент для нас это было спасением. Мы теми прессами делали 5 тысяч тонн сенажа при нашей тогдашней потребности в 8–9 тысяч тонн. Но все течет, все меняется. Технику нам дали бесплатно, даже с годовым запасом пленки. А дальше пленку надо было покупать самому. Пленка импортная – либо финская, либо шведская. И мы начали считать деньги, получилось вот что. Комбайн Jaguar вместе с обслуживающей техникой – отвозка, трамбовка, всего 10 единиц машин – грубо говоря, готовит в день 1000 тонн корма, который мы закладываем в траншею или в курган. Нам приходится пользоваться курганами, поскольку резко возросло производство кормов, отход в кургане больше, чем в траншее, но приемлемый – около 5 процентов. Теперь считаем, что делает пресс. Если его сильно напрячь, он в день заготовит 100 тонн, не больше. Но под него нужны две косилки, грабли, погрузчик, две, а то и три единицы транспорта, чтобы отвезти-привезти рулоны, нужен обмотчик – тоже 10 единиц примерно такой же по стоимости техники. Но она в день выдаст 100 тонн. Далее, одного рулона пленки хватает на 10–11 рулонов сенажа. Стоит рулон пленки 2,5–3 тысячи рублей – 25–30 копеек на килограмм корма. А у нас вся себестоимость сенажа в пределах 30 копеек. А там только на пленку столько надо. Так что мы от «бесплатной» пленочной технологии отказались уже как 5 лет.
– Ресурсосберегающими технологиями в земледелии пользуетесь?
– Начинаем этим заниматься, в этом году закупили технику у фирмы Amazone.
– Что заставило?
– Венец всему – деньги. Я банально считаю: есть традиционная обработка почвы – вспахал, закультивировал, задисковал, посеял – и все это разные операции, проходы, и все это стоит денег. А техника, которую предлагает Amazone, все это делает за один проход. Посчитал – на 1000 га экономия по затратам 1 миллион рублей. Мы сегодня сеем на 4 тысячах га, посевной агрегат Amazone стоит примерно 2,5 миллиона, нам нужно два агрегата. Так они должны оправдаться за 1,5 года! Кроме того, безотвальная технология позволяет посевную провести в 3 раза быстрее, для наших мест это очень важно.
– К автоматической системе вождения пока не подступались?
– Пока нет, но мы обязательно и к этому придем. Раз взялись топать в ногу со временем, значит, надо топать.
– И напоследок почти философский вопрос. Все мы вроде живем в одной стране, пережили одни и те же экономические и политические катаклизмы. Но почему в российском сельском хозяйстве кто-то уже давно погиб, а кто-то, как вы, развивается? У вас есть формула выживания?
– Постараюсь ответить на вопрос широко. До 1990 года в Псковской области было 220 хозяйств. Сегодня, если не ошибаюсь, осталось 108. Из них, тут уж я точно не ошибусь, 30 живут и хотят жить, 20 – существуют, более 50 – медленно умирают. Почему так?..
До 1990 года такого упадка не было. Кто работал лучше, кто хуже, но все что-то пытались сделать. Потом началась демократия. Я помню, что было в те годы. Надо было культивировать фермера – любыми путями отдай ему земельный пай, отдай полторы коровы и два колеса от трактора, и пусть он идет и накормит Россию. Такой была государственная политика, жужжали об этом на всех углах. Часть предприятий развалилась именно по этой причине. Сначала делили хозяйство на паи, а потом вся округа две недели гуляла – кто корову резал, кто колесо от трактора продавал. Это действительно было так. А дальше пошел не менее интересный процесс. Я помню: колхоз, выборы председателя, демократии полно, никто нам не указ. И кого выбрали? Тот, зараза, ругается, его не будем. Выберем Ваньку, он хороший. И поверьте, в 80 процентах псковских хозяйств в руководители попали бригадиры тракторных или полеводческих бригад, то есть люди, которые немного знали землю, приблизительно понимали, как на ней работать, но они абсолютно не знали экономики. Плюс к тому они совершенно не были готовы работать в новых условиях. Я тоже начинал работать в 1990 году, у меня было овцеводческое хозяйство – 9,5 тысячи овец. При советской власти оно было планово убыточным. Но советская власть давала 250 процентов дотаций на все виды продукции овцеводства. В 1991 году все это закончилось, и надо было думать, как выживать. Это относилось ко всем хозяйствам. Кто-то думал, а кто-то не очень. Кто «не очень», тот потихоньку деградировал. Произошел, наверное, естественный отбор. Что касается меня лично, то сегодня я не боюсь за свое хозяйство. При любых перипетиях – ВТО или еще что-то случится – мы будем не просто плыть по течению, мы будем развиваться.
Беседу вел Константин Лысенко
Источник: журнал «Аграрное обозрение», №4 2012 год
Вскочившие в последний вагон уходящего поезда
- Просмотров: 1843