Российские колхозы: прелести капиталистической собственности

Российские колхозы: прелести капиталистической собственности


 
Новая бизнес-модель исходит из того, что долгая и болезненная история российской коллективизации закончится созданием крупных корпоративных специализированных хозяйств
Подлесный, Россия - Поля, окружающие этот небольшой сельскохозяйственный анклав, принадлежат к числу самых плодородных на планете. Но после распада Советского Союза они, как и десятки миллионов акров земли в этой стране, пришли в самое настоящее запустение.

Однако эта ситуация, возможно, начинает меняться. Через десять лет после того, как капитализм трансформировал российскую промышленность, революция пришла и на село: она встряхнула деревенскую жизнь и вторглась в колхозы, которые сопротивлялись реформам прежде и остаются господствующей формой ведения сельского хозяйства по сей день.

Перемены вызваны ростом глобальных цен на продовольствие (в прошлом году пшеница выросла в цене на 77 процентов) и новой реформой, по которой иностранцам разрешено владеть землей сельскохозяйственного назначения. В сельской России эти два фактора привели к земельной лихорадке.

        Партнеры



'Где еще можно найти такое обилие земли?' - этим риторическим вопросом задается Самир Сулейманов, директор программ Всемирного банка по России.

В результате, сегодня покупка и реформирование колхозов - это неожиданно прибыльное дело, привлекающее менеджеров хеджевых фондов, российских олигархов, шведских портфельных инвесторов и даже одного потомка русских белоэмигрантов.

Первые реформаторы считали, что в конечном итоге на основе колхозов возникнут семейные фермы. Но новая бизнес-модель исходит из того, что долгая и болезненная история российской коллективизации закончится созданием крупных корпоративных специализированных хозяйств.

В стране, привыкшей к контролю государства над бизнесом, такие инвестиции являются рискованной затеей. Некоторые официальные лица намекали на то, что правительство может, как в советские времена, взять сельское хозяйство в свои руки.

А российский министр сельского хозяйства Алексей Гордеев часто говорит о продовольствии в категориях национальной безопасности. 'Очень часто Россию в мире воспринимают как крупную военную державу, - заявил он, выступая на продовольственном саммите в Риме вскоре после того, как занял свою нынешнюю должность. - В то же время - и, возможно, прежде всего, Россия - это крупная аграрная держава'.

Россия занимает необычную нишу на глобальном рынке продовольствия. До русской революции и последовавшей за ней принудительной коллективизации при Сталине она была крупнейшим в мире экспортером зерна.

Сегодня примерно 7 процентов пахотной земли планеты принадлежит российскому государству или колхозам, но примерно шестая часть этой пахотной земли - около 35 миллионов гектар - не возделывается. Для сравнения, у Британии всего 6 миллионов гектар земли, пригодной для обработки.

Даже исключая районы, пострадавшие от последствий чернобыльской катастрофы и промышленного загрязнения, Россия обладает миллионами акров нетронутой, первозданной земли, которая может использоваться для нужд сельского хозяйства.

Однако урожаи в России крайне низки. Средняя урожайность зерновых в России составляет 1,85 тонн с гектара против 6,36 тонн в США и 3,04 тонн в Канаде (гектар примерно равен 2,5 акрам).

Если бы России удалось вернуть себе прежнее звание ведущего экспортера зерна, то она могла бы ослабить напряжение на мировых рынках и снизить цены, говорит Сулейманов. Это также помогло бы в борьбе с недоеданием и голодом.

Более того, значительное расширение сельскохозяйственного потенциала могло бы усилить роль России на мировой арене - чему в последние годы уже способствовало ее нефтегазовое богатство.

'Самое примечательное в этой земле - это ее обилие', - говорит Кингсмилл Бонд (Kingsmill Bond), главный аналитик московской инвестиционной компании 'Тройка Диалог'. 'Тройка' пристально следит за превращением российского села в сферу инвестиционных возможностей. 'Ничего подобного вы не купите нигде в мире', - говорит он.

По словам аналитиков, новые компании, стремящиеся разбить и реформировать колхозы, надеются ввести в сельскохозяйственный оборот огромные площади, на которых можно будет в полной мере воспользоваться эффектом масштаба.

Финансисты видят потенциал

Последняя попытка провести деколлективизацию, предпринятая в годы правления Бориса Ельцина, не удалась отчасти потому, что колхозы трансформировались в небольшие холдинги. Те, кто попытался совершить рывок и стать фермерами, потерпели неудачу. Остальные остались в колхозах.

По мнению некоторых экспертов по торговле и сельскому хозяйству, сохраняется опасность того, что такая страна, как сегодняшняя Россия, ревниво оберегающая свои природные ресурсы, могла бы однажды ренационализировать фермы или сформировать картель, который будет диктовать условия землевладельцам.

Но ясно, что в первую очередь инвесторы руководствуются не страхом. По данным 'Тройки', за последние два года цены на землю выросли примерно вдвое. В 2006 г. средняя цена гектара составляла 570 долларов, а сегодня - тысячу, говорит Бонд.

Одним из первых инвесторов, осознавших рыночную стоимость российского села, был Мишель Орлофф (Michel Orloff), бывший директор московского представительства Carlyle Group и потомок русских дворян. Он говорит, что его вдохновила поездка в Аргентину в 2004 г. Он увидел, как крупные землевладельцы получают прибыль без государственных субсидий и загорелся идеей внедрить подобную модель в России. Она стала бы возрождением помещичьих традиций его семьи с привлечением современных финансовых возможностей.

'В Москве говорили, что я помешался, решив заняться сельским хозяйством, - вспоминает Орлофф во время посещения одной из своих механизированных ферм недалеко от Подлесного - это бывший колхоз 'Заря коммунизма'. - Теперь все они нам завидуют'.

Его модель была основана на идее о том, колхозы нужно не разбивать на мелкие участки, а консолидировать в крупные механизированные фермы, на которых может быть достигнут эффект масштаба (он называет новые корпоративные фермы 'кластерами'). Трактора John Deere и агрономы с западным образованием позволили ему повысить урожайность почти вдвое.

В прошлом году поля, принадлежащие Black Earth Farming, дали 3,3 тонны пшеницы с гектара, и представители компании говорят, что в этом году с гектара планируется получить 4,4 тонны .

Напомним, что это Россия. Хотя на рынок стремится множество инвесторов, их инвестиции остаются небольшими по сравнению с гигантским сельскохозяйственным сектором. Black Earth, 'Разгуляй' и 'Черкизово' - это крупные открытые компании, занимающиеся приобретением и реформированием колхозов.

(Землю покупают также многие российские олигархи и представители региональных элит, но обычно их компании не являются открытыми акционерными обществами). Несмотря на то, что в эти компании инвестируют западные предприниматели, весь бизнес остается локальным, требуя связей на местах - как, впрочем, большая часть инвестиций в российский аграрно-сырьевой сектор.

Это требование, равно как вероятность превращения России в более крупного поставщика продовольствия, приводит в замешательство некоторых европейцев. Они озабочены новой напористостью России в дипломатическом и военном плане.

Провинциальный подход

Серьезные препятствия для инвестиций в российское сельское хозяйство существовали и до недавнего обострения отношений с Западом.

Сельское население стремительно сокращается: молодежь бежит в города. После неудачной попытки деколлективизации, предпринятой при Ельцине, неясна ситуация с правами на владение землей. Трудовая этика сельских жителей России сформирована десятилетиями работы в колхозах, не стимулировавшей личную инициативу.

'Все больше предпринимателей приходит к нам с бизнес-планами, желая преобразовать эту землю, - говорит Бонд. - Некоторые добьются успеха, но большинству это не удастся'.

Некоторые инвесторы прибегают к помощи психологов, чтобы разобраться в культуре села и определить, как лучше всего внедрять трудовую этику. По мнению одного из инвесторов, лучший способ создать мотивацию российскому фермеру - это не повышение оплаты труда отдельных работников, что, как правило, вызывает отторжение, а вознаграждения, подчеркивающие командный характер труда - например, групповые бонусы.

На днях на окраине этого села с деревянными избами, украшенными резными наличниками, и поленницами во дворах можно было наблюдать такую картину: в середине рабочего дня пьяный мужчина спал на груде опилок, а вокруг бродила корова, жуя траву. Несколько ферм в окрестностях села были приобретены инвесторами.

Страх перед контролем государства

Кое-кому во властных структурах показалось, что эта последняя стремительная волна приватизации прошла слишком быстро и зашла слишком далеко. Чиновники, как это часто бывает в наши дни, заговорили о создании государственной монополии. На основе существующего регулирующего ведомства они намерены создать компанию по торговле зерном - совсем как в СССР. Эта идея встревожила экспертов по сельскому хозяйству, хотя неясно, насколько она серьезна.

Такая монополия могла бы контролировать внутренние цены на зерно, ограничивая экспорт - это было бы выгодно потребителям с низким уровнем доходов, но резко снизило бы привлекательность инвестиций в сельское хозяйство.

Это не останавливает предпринимателей - по крайней мере, пока. Модель Орлоффа находит все новых сторонников. По данным деловой газеты 'Ведомости', к этому году процесс консолидации затронул примерно 14 процентов российских земель сельскохозяйственного назначения.

'Через 10-15 лет Россия будет ведущей силой в мировом сельском хозяйстве, просто в силу масштаба', - говорит Орлофф.

Разумеется, если земельная лихорадка не вызовет силовое вмешательство из Москвы или волнения среди сельского населения.

Например, каждому члену колхоза 'Заря коммунизма' предложили примерно по 100 долларов за гектар земли. Три года спустя цена гектара составляет примерно 1000 долларов, судя по рыночной стоимости Black Earth Farming.

По словам Орлоффа, колхозники не были владельцами земли, а в оценку рыночной стоимости его компании включаются стоимость профессиональных знаний менеджеров и капитальные затраты.

Однако Василий Капечников, продавший свои акции Орлоффу, считает, что для него эта сделка была невыгодна. В интервью, данном New York Times у дверей сельского магазина, Василий так объяснил, как он распорядился деньгами, полученными за землю: 'Штаны я себе новые купил'.

("The New York Times", США)

Последние новости