Цена на молоко должна быть зафиксирована. Другого выхода нет

Что ждать российским аграриям от обсуждаемого сейчас в Госдуме РФ закона «Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации»? Какие результаты дал введённый год назад технический регламент на молоко? Будет ли принят аналогичный регламент на мясо? Об этом в беседе с обозревателем «Аграрного обозрения» рассказывает Виктор СЕМЁНОВ, депутат Госдумы РФ, председатель комитета Торгово-промышленной палаты России по предпринимательству в аграрно-промышленной сфере, основатель группы компаний «Белая дача».

– Виктор Александрович! Первый вопрос мне хотелось бы задать относительно закона о торговле, который недавно был принят Госдумой в первом чтении. В этом законе написано много чего интересного, но для аграриев существенными, на мой взгляд, являются два момента. Первый – отменяются так называемые бонусы и все прочие поборы с поставщиков товаров в торговые сети, торговля сможет зарабатывать деньги только посредством наценки к товару и скидки за опт, что по сути одно и то же. Второе – устанавливаются конкретные сроки, в которые торговля должна рассчитываться с поставщиками. Всё это хорошо. Но аграрии, по моему представлению, ждут не только и даже не столько этого, сколько, во-первых, ограничения торговой наценки, и, во-вторых, самое главное – определения доли производителя в конечной цене продукта. В этом направлении законодатель не размышляет?
– Идея понятная, но абсолютно нереальная,  эти вопросы должны регулироваться другими инструментами, а не законом о торговле. Не надо забывать, что законопроект «Об основах государственного регулирования торговой деятельности в Российской Федерации» выстраивает отношения между субъектом торговли и поставщиком товара. Если говорить о продовольствии, то его поставщиком может быть или сельхозтоваропроизводитель, или переработчик. И в большей части это всё-таки переработчик, потому что мало какой аграрий производит готовый к потреблению товар. Пожалуй, только овощеводческие предприятия и отчасти птицефабрики. Все остальное проходит чрез переработку – кооперативную, принадлежащую самим аграриям, или обычную, заводскую. Кооперативной переработки у нас почти нет, идея, которая вынашивалась в 90-е годы, в соответствии с которой перерабатывающие предприятия должны принадлежать хозяйствам, закатана в асфальт.

– То есть уточнение доли сельхозпроизводителя в конечном продукте – это вопрос другого закона?
– На мой взгляд, в рамках рыночной экономики это вообще невозможно сделать в законе. В каждом продукте у крестьянина должна быть разная доля. И в разных регионах она будет разной. Представьте себе один и тот же продукт, произведённый в европейской части России и проданный здесь же или на дальнем Севере. В последнем случае совершенно другими будут и транспортные издержки, и условия хранения, и многое другое. Если мы попытаемся в этой ситуации законодательно определить процентную долю сельхозтоваропроизводителя в конечной цене этого и всех остальных продуктов, мы точно скатимся к Госплану. И кончится всё тем, что у кого-то будет сыр с маслом, а у кого-то хлебные крошки. А какая коррупция расцветет! Всё будет решать чиновник – кому получать прибыль, а кому нет, кому работать, а кому разоряться.
Давайте возьмём два очень разных продукта – куриное яйцо и, к примеру, укроп. Если установить, что доля агрария в конечной цене любого продукта, скажем, составляет 60%, то по яйцу, может быть, это и разумно. Может быть. Но если вы в укропе отведёте 60% производителю, то ни одна торговая структура ни одного пучка укропа не возьмёт. Любой торговец скажет: занимайтесь этим укропом сами. Во всём мире в укропе, салате, петрушке и т.д., с учётом того, что это быстропортящиеся продукты с большим отходом, требующие кропотливого ухода во время транспортировки и в процессе продажи, доля производителя – до 20%. И она будет разной для укропа, произведённого и проданного в московском регионе и привезённого в Москву с Северного Кавказа. И не факт, что укроп надо производить в Подмосковье – эти вопросы должен решать рынок. Я вам говорю это как человек, который занимался и сельхозпроизводством, и организацией торговли.

– Хорошо, давайте возьмём задачу попроще: реально ли, на ваш взгляд, хотя бы ввести ограничение торговой наценки в цене на продовольствие, что предлагают сделать некоторые политики?
– На мой взгляд, такую меру надо предусмотреть законом как экстренную в форс-мажорных обстоятельствах, право применять которую давалось бы правительству в отношении социально значимых товаров. Вся проблема в том, как прописать этот форс-мажор, чтобы не было двусмысленных толкований. Если мы сумеем обозначить все случаи, в которых может вводиться ограничение торговой наценки, то я буду настаивать, чтобы эта теза в законе обязательно была. В противном случае всё сведётся к тому, что какие-то продукты будут супервыгодными, а какие-то – изгоями. И они быстренько исчезнут с прилавков.

– Но если не ограничить торговую наценку, сохранится нынешнее положение вещей, когда у сельхозпроизводителя молоко покупают по 5 рублей, а в магазине продают по 30 с лишним.
– Молоко – это отдельная тема. Я, ещё работая в правительстве, говорил, что другого выхода, кроме как устанавливать фиксированную цену на сырое молоко, нет. Эту цену должны определить два союза – производителей и переработчиков молока вместе с государством, отражающим интересы потребителя. Должен быть установлен или ценовой коридор или хотя бы определена минимальная цена на молоко в текущем году. Если мы этого не сделаем, мы потеряем собственное молочное животноводство, я в этом глубоко убеждён.
Можно пойти по американскому пути, когда на молоко фактически устанавливается определённая планка, вычисляемая как расчетная от цены сливочного масла на бирже. Есть еще канадский вариант. В любом случае, надо понимать, что молочное сырьё – это особый товар, мы никогда не сможем создать широкий выбор покупателей этого товара, чтобы между ними была конкуренция: пока будем вести торги, молоко прокиснет. Поэтому производитель сырого молока всегда будет в несколько униженном положении перед покупателем – молокоперерабатывающим заводом. Следовательно, государство должно защитить производителя молока.
Что касается других товаров, то у государства есть много способов воздействовать на рынок – прежде всего системой торговых интервенций. Государство должно вмешиваться в рыночные процессы там и тогда, где и когда оно считает необходимым, особенно по ключевым товарам, которым является, например, зерно. Ведь цена на зерно определяет и цену на мясо, и на молоко, в конечном счёте, не говоря уже о цене на хлеб. Если где-то у торговли по каким-то товарам возникает сверхприбыль, эту сверхприбыль надо рыночными мерами изымать.

– Так что, на ваш взгляд, принесёт закон о торговле сельхозпроизводителям?
– Во-первых, те из них, которые напрямую работают с торговлей, плюсы почувствуют тут же. А те, кто работает с переработчиками, получат выгоду опосредованно. Ведь то давление, которое сегодня переработчик испытывает от торговли, он отыгрывает на сельхозпроизводителе. После принятия закона о торговле у переработчиков появятся новые возможности, и мы считаем, что они этими возможностями просто будут вынуждены поделиться с аграриями, рынок заставит поделиться. Они ведь все не смогут сговориться, чтобы продолжать давить крестьян. Кто-то обязательно пойдёт на уступки. По крайней мере, мы надеемся на это. Если понадобится закон, регулирующий отношения аграриев и переработчиков, – будем думать и об этом.

– В какие сроки ожидается принятие закона о торговле?
– Надеюсь, этой осенью. Политическая воля созрела и даже где-то возмущена тем, что происходило до того. Поэтому закон будет принят оперативно.


– Мне хотелось бы вернуться к молочной теме. Без малого год назад, как известно, был принят технический регламент на молоко. На мой взгляд, одной из основополагающих идей этого документа была, выражаясь откровенно, дискредитация порошкового молока, которое предписано называть не иначе как молочным напитком. Расчёт делался на то, что потребителями будет востребовано именно настоящее цельное молоко. Но что было дальше? Спрос на порошковое молоко упал. Заводы по изготовлению сухого молока сократили объёмы производства. Летом, в пору большого молока его всегда было трудно продать, но раньше хоть на порошок сбывали, а теперь и этот рынок сократился. В результате произошло прямо противоположное замыслу – цена на сырое молоко рухнула так, как никогда раньше.
– Да, хотели ударить по импортному сухому молоку, но забыли, что и собственного сухого молока много. Но хочу заметить, что многие проблемы, связанные с молоком, происходят от низкой технологической культуры молочного производства в хозяйствах. Там, где эта культура на высоте, нет летнего всплеска молочного производства, там отёлы планируются равномерно по всему году. Надо же реально смотреть на вещи. Можно сколько угодно ругать переработчика, но его нельзя заставить летом перерабатывать в два раза больше молока, чем зимой, только потому, что летом крестьяне производят в два раза больше молока. Не надо летом производить молока больше, чем востребовано рынком. Это мы картошку не можем выращивать зимой, но можем научиться её хранить. А молоко-то можно производить равномерно круглогодично. Современные технологии заготовки кормов сегодня позволяют обеспечить скот качественным кормом в любое время. Пусть бабушка подгадывает отёл так, чтобы телёнок на свежей травке пасся. Современные же предприятия должны подстраиваться под требования рынка, в этом нет ничего ужасного.
– Тем не менее, будет ли законодатель пытаться реабилитировать сухое молоко и вместо термина «молочный напиток» разрешить использовать термин «восстановленное молоко», что предлагают многие специалисты?
– Так эта норма всё равно не действует. Вы много видели пакетов с надписью «молочный напиток»?

– Я лично – ни одного.
– Ну, так о чём говорить? Подтверждается старая истина: закон – это в первую очередь акт общественного согласия. Если это согласие в обществе имеется, закон работает. Если общество не готово принять ту или иную норму закона, она всё равно работать не будет. Применительно к сухому молоку, видимо, общество не готово требовать, чтобы порошковое молоко называлось «молочным напитком», производители не готовы соблюдать это требование, а власти не готовы добиваться педантичного выполнения закона.

– Получается по Салтыкову-Щедрину: строгость российских законов смягчается необязательностью их выполнения?
– Примерно так. И, может быть, сейчас это – выход из создавшегося положения. Вектор развития молочного рынка выбран правильный, молоко действительно должно быть цельным, а не из порошка. Но поторопились, решили слишком резко изменить ситуацию. И не надо её сейчас слишком интенсивно педалировать. Возможно, есть смысл установить некий переходный период на несколько лет, в течение которых участники рынка перестроят технологии производства, и тогда молоком будет называться дейст-
вительно молоко, а молочным напитком – то, что сделано из порошка. Всему своё время.
Тут другая проблема более актуальна. Если максимум в течение трёх месяцев государство не найдёт решения вопроса минимальной цены на сырое молоко, у нас будет беда – начнётся массовый забой молочного скота. Повторится начало 90-х годов. Но ведь сейчас совершенно другая экономическая и политическая ситуация, и если правительство допустит повторение той катастрофы, оправдать это будет трудно. Надо бить во все колокола, потому что провал на молочном рынке – важнейшем после зернового, а для северных территорий он самый важный – будет национальной катастрофой. Ведь все улучшения в сельском хозяйстве, о которых мы говорим последние годы, наблюдаются на юге. Севернее Москвы сельское хозяйство по-прежнему находится в депрессивном состоянии, и для этих регионов молоко было и остаётся главным продуктом. И если сейчас ударить по этому продукту, в северных районах, Нечерноземье  наступит мрак на ближайшие 10 лет. Этого нельзя допустить.

– В правительстве это понимают?
– Понимают, но, видимо, не могут решиться на серьёзные действия, на прямое дотирование молока. Потребуются огромные деньги. По оценкам экспертов-молочников, нужно минимум 10 млрд рублей, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию. А по моим оценкам, в молочную отрасль в виде прямого дотирования этого сектора нужно вкачивать 30-40-50 млрд рублей – ежегодно! Рынок-то большой, молока производится много. А должно быть в два раза больше, потому что мы очень мало потребляем молока, гораздо меньше медицинской нормы. Но именно этот рынок – единственное спасение жизни в северных сельскохозяйственных территориях. Я не говорю о производстве – речь идёт именно о выживании целых территорий! Там кроме молочного животноводства ничего нет. Заниматься зерновым производством в Вологодской области – это утопия. Рапсом, льном – да, можно, но ими всё не засеешь. Луга, сенокосы, пастбища, молоко – вот чем можно и нужно там заниматься. Следом потянется и мясное животноводство. Но для него нужно ещё больше денег. Молочный бизнес худо-бедно на третий год уже даёт отдачу, а потом каждый день какие-никакие деньги идут. В мясном же скотоводстве возврат денег начинается в лучшем случае через 5, а то и 7 лет. И если мы сейчас окончательно загубим молочное производство, надежды на возрождение северных сельских территорий не будет на десятилетия. Там и так-то почти ничего не осталось, честно говоря, так и последнее уничтожим. А инвестиции, которые были сделаны в последние годы в молочное животноводство России, а это сотни миллионов долларов? У нас появились такие мега-фермы, о которых Америка не мечтала. Если люди, вложившие такие деньги в молоко, сейчас окажутся банкротами, это вызовет необратимые процессы, бизнес уже никогда туда не заманишь.

– Если бы решение зависело от вас, вы как ответственный политик что сделали бы?
– Я нашел бы 10-15 млрд рублей, взял бы у других, но начал бы спасать молочную отрасль. Причем, пять миллиардов уже есть, просто они предусмотрены по другой статье, на создание фонда сухого молока. Сейчас власти настойчиво предлагают переработчикам поднять закупочные цены на молоко. Они поднимут, но чуть-чуть. Это полумеры. Будь моя воля, я директивным способом поднял бы закупочные цены на молоко прямым соглашением с участием государства, союзов производителей и переработчиков молока. И внёс бы поправку в антимонопольное законодательство о том, что договорённости по ценам на сырое молоко не рассматриваются как картельный сговор. Да, договорились, но во благо страны и потребителя. Так делают многие страны в Европе, например. Потому что если завтра рухнет молочно-сырьевой рынок, это будет катастрофа и для потребителя. Если мы из Финляндии будем завозить молоко, цена на него будет такой, что мало не покажется, финский фермер нас бесплатно кормить не будет, когда увидит, что нам деваться некуда.

– Теперь мне хотелось бы затронуть вопрос о зерновых интервенциях. Может, я что-то не понимаю, но, на мой взгляд, происходит что-то необычайно странное. В конце марта министр сельского хозяйства – впервые заранее! – объявляет закупочные цены, несколько месяцев крестьяне ликуют. Потом начинает поступать зерно нового урожая. Цена на него падает под углом в 45 градусов, а интервенций нет. Сначала их обещают на начало августа, потом на конец августа, потом на начало сентября, потом на конец сентября. Вот уже начало октября, а ничего кроме обещаний нет. Я понимаю, если бы цена на рынке была высокой и без интервенций. Но цена-то упала значительно ниже той, которую гарантировала министр. Вы не знаете, что происходит?
– У меня нет ответа на этот вопрос. Я могу только догадываться, что у правительства возникли экономические трудности с финансированием закупочных интервенций. Но тогда лучше честно сказать об этом. Я надеюсь, что в ближайшее время правительство прояснит этот вопрос. Во всяком случае, компания-оператор торгов уже выбрана. Но проблема в том, что в любом случае уже будет поздно. Да, впервые заранее объявили о ценах на зерно, такого никогда не было. А закончилось всё тем же, что и всегда. Даже если начнутся интервенции, значительная часть зерна уже у трейдеров, и именно они, как обычно, получат от интервенций львиную долю прибыли, а крестьяне опять останутся не у дел. Я уже не говорю о том, правила участия в интервенционных торгах настолько громоздки, что крестьянину и так-то к ним доступ очень сильно затруднён – только агрохолдинги с хорошим капиталом, с подготовленными юристами и современной технической базой могут добраться до этих торгов. Не то что фермер, но даже обычное хозяйство средней упитанности до торгов не доберётся, а будет вынуждено обращаться к посреднику, который и возьмёт себе всю маржу.

– Сейчас много говорят о готовящихся технических регламентах на различные виды мяса, аналогичные регламенту на молоко. Есть смысл аграриям ожидать что-либо хорошее от этих документов?
– А как же, это важные документы, но, как я понимаю, пока мясники их сами боятся, потому что в их среде нет согласия по некоторым вопросам. Они не хотят наступить на те грабли, на которые наступили молочники. Но все понимают, что без грамотных регламентов на мясо не обойтись, особенно с учётом последних заявлений наших руководителей, что мы в ближайшее время можем вступить в ВТО. А вы знаете, что если страна вступает в ВТО и у неё нет законодательно утверждённых стандартов на ту или иную продукцию, то при ввозе этой продукции на территорию страны действуют стандарты страны-экспортёра? Посмотрите, что происходит сейчас на Украине. Украина не может приехать со своим салом в Европу, потому что украинское сало не соответствует стандартам Европы. А сало из Европы запросто может приходить на Украину, потому что у Украины нет своих стандартов. И украинцы ничего с этим не могут сделать. Нам такого допустить нельзя.

– Скоро год, как были введены повышенные таможенные пошлины на импортную сельскохозяйственную технику и российским банкам не рекомендовали кредитовать её приобретение. Ввоз импортной техники в Россию резко сократился, но это не привело, как ожидалось, к процветанию отечественного сельхозмашиностроения. Как вам кажется, правильными ли были решения годичной давности и не стоит ли сейчас что-то откорректировать?
– Как срочные антикризисные меры – на девять месяцев текущего года – они были оправданными. Я общался с дилерами импортной сельхозтехники, и они говорили, что с пониманием отнеслись к этому решению. К тому же на технику, не имеющую отечественных аналогов, например, свеклоуборочную, виноградоуборочную, действует нулевая ввозная пошлина.
Если мы говорим о том, что самообеспечение нашей страны продуктами питания должно находиться на уровне 85-95%, что абсолютно правильно, это не значит, что и самообеспечение сельхозтехникой должно быть на таком же уровне. Почему? Потому что сельхозтехника настолько многообразна, что произвести в одной стране весь спектр современных сельхозмашин просто невозможно. Если мы хотим видеть прогресс в сельском хозяйстве, мы должны обеспечить его новейшими технологиями и новейшей техникой. Посмотрите, что происходит в тех же США. Они никогда не прекращали заниматься поддержкой собственного сельхозмашиностроения. Но всё же, если 10 лет назад в Америке 90% внутреннего рынка сельхозтехники приходилось на американские машины, то сегодня на них приходится только 70%. Думаете, американцы утратили патриотичность? Нет, они открывают свой рынок для импортной техники, потому что понимают, что, во-первых, в этом – ключ к более энергичной работе собственного сельхозмашиностроения, а, во-вторых, это более широкий доступ американского фермера к новейшим технологиям. То же самое происходит и в Европе – в целом по европейскому рынку только 60% приходится на технику местного производства и 40% – на импортную. Это правильное соотношение, и наше правительство должно это понять. С одной стороны, необходима более активная поддержка разработок собственной сельхозтехники, что мы начинаем уже наблюдать. Три года назад были выделены деньги на НИОКР в отечественном сельхозмашиностроении, что позволило, например, Ростсельмашу уже выпустить в серию новый мощный комбайн «ТОРУМ». В этом году Росагролизингу выделено 25 миллиардов на выкуп остатков готовой российской сельхозтехники со складов. Некоторые предприятия, например, КАМАЗ, Ростсельмаш, Агромашхолдинг получили поддержку от государства напрямую. И это правильно. Но монополию для отечественной сельхозтехники создавать не надо. В идеале сельхозпроизводитель должен иметь возможность взять в лизинг любую современную технику. Весь вопрос – на каких условиях.

– Кстати, о лизинге. Не так давно премьер В. Путин высказал мнение, что деятельность этой системы должна быть более прозрачной и что, возможно, надо бы её демонополизировать. Как вы относитесь к этой идее?
– Я считаю, что к мнению премьер-министра надо очень внимательно прислушаться.

– Благодарю за беседу!

Беседу вёл
Антон Разумовский
Источник: журнал "Аграрное обозрение", сентябрь-октябрь 2009 года