В России никакой аграрной политики просто не существует

Российское сельское хозяйство развивается по экстенсивному пути. Для прорыва в отрасли необходимо решить вопрос с собственностью на землю, изменить систему госфинансирования и регулирования и внедрять ресурсосберегающие технологии, пишет Эксперт.ру.

Сельское хозяйство страны в критическом состоянии, по технологическому уровню земледелия мы на уровне самых отсталых африканских стран. В течение последних сорока лет в сельском хозяйстве большинства стран происходила перманентная агротехнологическая революция — “зеленая”, трансгенная, агрохимическая, техническая, информационная, — тогда как у нас по-прежнему господствует экстенсивное земледелие, эксплуатирующее природное плодородие почв, и только. Самое неприятное, что сложность проблем руководством страны не осознается, хотя актуальность технологической модернизации обострилась как никогда — прошлогодняя засуха уничтожила иллюзии относительно благополучного развития нашего сельского хозяйства. С такой мрачной картины начал разговор о нынешнем положении дел в отрасли один из немногих признанных авторитетов в сельском хозяйстве, академик РАСХН, завкафедрой почвоведения Российского государственного аграрного университета им. К. А. Тимирязева Валерий Кирюшин.

Развитие сельского хозяйства еще в 2006 году объявлено национальным проектом, государственные субсидии уже перевалили за 100 млрд рублей в год, мы регулярно слышим о всевозможных успехах и достижениях, но, несмотря на это, реальное технологическое состояние земледелия — основы всего сельского хозяйства — находится в перманентном кризисе, который начался еще в советские времена. Экстенсивный путь развития постепенно заводит отрасль в тупик: природные ресурсы истощаются, эффективность производства и качество продукции не растут. Влияние многих факторов, таких как природные катаклизмы, низкая ценовая конъюнктура, неумелое регулирование рынка, показывает, что без выхода сельхозотрасли на новый технологический уровень мы не сможем обеспечить продовольственную безопасность страны и стать полноценным игроком мирового рынка.

НА ЭКСТЕНСИВНОМ ПУТИ

Самый яркий показатель нашего аграрного технологического уровня — средняя урожайность зерновых. Последнее десятилетие она колеблется вокруг 19 центнеров с гектара (за исключением прошлого засушливого года). Даже среднемировая урожайность в полтора раза выше наших рекордных 32 центнеров с гектара, а в развитых сельхозстранах давно перейден рубеж в 70–80 центнеров и больше. От современного уровня сельхозтехнологий мы отстали на несколько десятков лет.

Специалисты различают четыре основных уровня аграрных технологий. Первый — экстенсивный, когда эксплуатируется только природное плодородие почвы, постепенно истощая и разрушая ее. Второй — традиционные технологии, с использованием большого количества минеральных удобрений, средств защиты растений от болезней (пестицидов и фунгицидов). Третий — интенсивные, или ресурсосберегающие, технологии, ориентированные на использование генетического потенциала новых сортов. И четвертый — точные, или высокие, технологии, когда в процессе производства используются геоинформационные системы (ГИС), GPS, спутниковая связь. Над развитием этих технологий сейчас трудится мировая аграрная наука, ее цель не столько повышение урожайности, сколько качество продукции, улучшение экологической ситуации.

Все четыре уровня имеют разное ресурсное наполнение: количество удобрений, средств защиты от болезней и вредителей, уровень сельхозтехники, определенные сорта семенного фонда. По мнению специалистов, в российском сельском хозяйстве лишь небольшая часть хозяйств (в основном на юге) работает по традиционным технологиям. Очень немногие используют интенсивные, ресурсосберегающие технологии, а большая часть сельхозпредприятий страны работает по экстенсивной модели.

Такая оценка подтверждается многими факторами. Так, количество используемых минеральных удобрений у нас в стране в четыре-пять раз меньше, чем необходимо для интенсивного земледелия. Семенной фонд — с простейшей генетикой, «толерантный»; гибридные сорта, используемые в интенсивных технологиях, распространяются лишь в некоторых наиболее развитых отраслях — в производстве подсолнечника, сахарной свеклы. Различные химические средства защиты растений от болезней и вредителей, которые напрямую влияют на урожайность и качество продукции, используют, по данным компании «Сингента» (один из мировых лидеров в этой области) меньше половины российских земледельцев, и то лишь однократно за время созревания урожая. Тогда как в развитых странах, скажем, без многократной фунгицидной обработки сельхозпроизводство сегодня немыслимо. Сельскохозяйственная техника, по оценкам Павла Репникова, президента ассоциации дилеров сельскохозяйственной техники «Асход», только у 10% сельхозпроизводителей соответствует требованиям современного уровня, в основной же массе она является морально устаревшей, узконаправленной (в отличие от западных аналогов широкого профиля, где одним комбайном или сеялкой можно сеять-убирать сразу несколько культур), экономически малоэффективной. Да и физическая изношенность сельхозтехники составляет около 70%, необходимо обновление практически всего парка.

В результате подобного экстенсивного ведения хозяйства земледелие в стране не только низкоэффективно и дает низкокачественную продукцию (например, наша экспортная пшеница занимает самую дешевую нишу на мировом рынке не в последнюю очередь потому, что мы за много лет так и не смогли избавиться от сорняка амброзии и вредителей), но в итоге ведет к истощению своих природных ресурсов. «Деградация черноземов, водная и ветровая эрозия, истощение почв — все это очень актуальные проблемы, с каждым годом нарастающие, — говорит Валерий Кирюшин. — Даже самые передовые страны их переживали, но у них это уже далеко в прошлом. В частности, в США с помощью специальных государственных служб было выведено из активного оборота около 20 миллионов гектаров эрозионно опасных земель, а с помощью специальной консультационной службы Extention Service обеспечен высокоэффективный оборот пахотных земель».

В нашей стране никакой аграрной (земельной) политики просто не существует. Сокращение обрабатываемых земель на 20 млн га за время рыночной экономики произошло не по итогам научных рекомендаций, а в результате «социального опустынивания». Так, на севере, северо-западе страны (Новгородская, Псковская области) пустуют целые деревни, земли заброшены, хотя условия там очень хорошо подходят, например, для пастбищного молочного животноводства. Есть подобные примеры и в Саратовской области, в Астраханской, где можно было наладить выращивание томатов (китайцы — лидеры в производстве томатов — уже присматриваются к этим брошенным землям).

Проблема технологической отсталости особенно обнажилась в прошлом году из-за небывалой засухи, погубившей почти треть урожая и отбросившей отрасль растениеводства на несколько лет назад (учитывая эмбарго на экспорт зерновых и падение маржинальности, а то и прямые убытки, у крестьян). Повсеместное применение ресурсосберегающих технологий точного высева (их можно использовать на трех четвертях черноземов, тогда как сегодня они грамотно используются на единицах процентов земель) могло бы в несколько раз снизить риск неурожая. Сыграло негативную роль и малое количество минеральных удобрений, которые способны поддерживать посевы в сложной климатической ситуации. К сожалению, даже после засухи государство не осознало, что корень проблемы — именно в технологической отсталости земледелия, и не сделало ни одного шага в сторону изменения ситуации, даже, наоборот, решило поддержать животноводство за счет растениеводства.

СРЕДСТВО ПРОИЗВОДСТВА — РАЗ…

Есть целый комплекс причин того, что наше сельское хозяйство находится в столь отсталом положении. Основная задача, не решенная до сих пор, — формирование класса эффективных собственников, не относящихся к этой отрасли лишь как к инвестпроекту. «В сельском хозяйстве человек имеет дело с живой природой, здесь трудно отладить процесс механически, как на конвейере, нужен личный контроль собственника, только он может быть по-настоящему мотивирован на эффективное ведение хозяйства, — считает Андрей Даниленко, председатель правления Национального союза производителей молока и владелец ГК “Русские фермы” (10 тыс. коров, 60 тыс. га пашни). — В развитых странах сельское хозяйство основано на поколениях фермеров, которые никакой другой деятельности для себя просто не представляют. Там формирование эффективных собственников шло на протяжении столетий — отсеивались неуспешные, оставались сильные, которые постепенно укрупнялись, но все же во главе не команды менеджеров, а настоящие хозяева, несущие ответственность за результат всем своим состоянием».

Наша система сельского хозяйства потеряла хозяина более ста лет назад и после абсолютно провального в технологическом отношении советского периода (средняя урожайность достигала 13 центнеров с гектара) попала в хаос 1990-х, из которого не может выбраться до сих пор. Существует много разных форм ведения хозяйства: это и личные подсобные хозяйства (ЛПХ, в которых сегодня производится половина свинины, молока и большая часть овощей), и фермеры, и крупные холдинги, многие из которых превратились в кредитные пирамиды. При этом большая часть пахотных земель находится в так называемом паевом владении, в руках сельхозкооперативов. По сути, это все то же наследие советских колхозов, которые могут эффективно развиваться только при наличии талантливого управленца — председателя.

Паевая система владения землей становится одним из препятствий для массового прихода новых собственников, а существующая система поддержки сельского хозяйства мешает естественному отбору и отсеиванию неэффективных хозяйств. «Паевая система владения землей и законы, регулирующие ее оборот, очень сильно усложняют процесс прихода новых инвесторов в сельское хозяйство, — считает Андрей Сизов, исполнительный директор центра “СовЭкон”. — Процесс формирования крупных земельных активов сегодня очень сложен, запутан, может занять в итоге несколько лет и потребует непрогнозируемого количества средств. Нужен четкий, прозрачный, отлаженный механизм оборота земли». Валерий Кирюшин разделяет это мнение: «На одном из заседаний губернатор Белгородской области высказал мнение, что в этой паевой системе у государства сегодня один выход: выкупить назад все паи, и я поддержал его в этом выступлении. Потому что введение паевой системы — когда все общее и нет конкретного хозяина — это было популистское решение в начале 1990-х, никакого отношения к эффективному ведению сельского хозяйства не имеющее». Вряд ли стоит ожидать, что власти сегодня будут готовы к таким непопулярным мерам, как национализация земли с последующей второй волной приватизации; тем не менее вопрос оборота сельхозземель остается одним из ключевых.

…РЫНКИ СБЫТА — ДВА

Не способствует повышению технологического уровня отрасли и рыночная ситуация: ценовая конъюнктура нестабильна, делать прогнозы отдачи на инвестиции очень трудно. Деньги в отрасли в первую очередь пошли туда, где отдача происходит быстрее — в птицеводство, с производственным циклом в три месяца, и в свиноводство (шесть месяцев). Эти отрасли государство к тому же поддержало и в отношении рынков сбыта: были установлены квоты на импорт мяса, на поставки свыше квот введены заградительные пошлины. В результате эти отрасли животноводства имеют довольно высокие цены реализации продукции, существенно превышающие мировые. Тогда как стоимость зерновых у нас никогда не превышает мировую, а в этом сезоне цены ниже на 25–30%.

В этих отраслях животноводства, не имеющих потребности в больших земельных наделах, сформировался класс крупных собственников, пролоббировавших существенную поддержку со стороны государства.

В земледелии ситуация иная. Сильного лобби там нет, поскольку уровень консолидации очень низок. Рынки сбыта и ценовая конъюнктура государством управляются активно, но не в пользу зернопроизводителей. «Основная проблема нашего зернового хозяйства заключается в том, что рынок не справляется с выкупом более двух тонн зерна с гектара посевов, — уверен Виталий Шамаев, директор информресурса “Агроспикер”. — При анализе сезонных балансов зерновых и масличных культур разных стран становится очевидно, что у нас при урожае свыше двух тонн с гектара просто накапливаются переходящие остатки, и эти излишки в итоге не приносят дополнительного дохода, а только обваливают цены и окончательно убивают доходность зернопроизводства. Тогда как в развитых сельхозстранах погектарный спрос превышает четыре тонны с гектара, а погектарная выручка выше нашей втрое, несмотря на единый мировой рынок зерна. Это происходит за счет более качественной продукции и другой структуры посевов». «Теория погектарного спроса» вполне убедительно объясняет, почему земледельцам сегодня нет особого смысла наращивать свой технологический уровень, повышать урожайность и объемы сбора зерновых: рынок сбыта для них недостаточен. Расширить внешние рынки сбыта — экспорт зерновых — без существенных усилий государства невозможно. Помимо прямых переговоров правительства с правительствами стран-потребителей необходимо создание действенных сопроводительных программ экспорта зерна, как это делает лидер в экспорте зерновых — США. Это и программы финансирования покупок для стран-потребителей, и информационное, консультационное сопровождение, и многое другое. У нас делается слишком мало в этом направлении, а тот минимум, что сделан, легко перечеркивается введением, например, эмбарго.

Существует возможность расширить и внутренний рынок сбыта зерновых. Во-первых, наш уровень потребления еще очень сильно отстает от европейского по многим сельхозкультурам. Во-вторых, эффективным механизмом расширения рынка сбыта стало производство биотоплива, что подтверждает европейский и американский опыт. «Сегодня на производство биотоплива в США идет больше четверти всего объема зерна, даже больше, чем на экспорт, — говорит Виталий Шамаев. — Создание такой промышленности решает проблему низкого рыночного финансирования сельского хозяйства. А в случае неурожая всегда можно произвести достаточно топлива из нефти, направив зерно на обеспечение продовольственной безопасности». По мнению Шамаева, развитие рынка биотоплива у нас тормозится только сильным нефтяным лобби, а экономической целесообразности создания таких производств мешают высокие акцизы на производство этанола. Таким образом, для формирования дополнительного рынка сбыта зерновых от государства даже не требуется дополнительных расходов — только административное регулирование.

Урожайность зерновых культур в России в 1,5 раза ниже среднемировой и почти в 4 раза — чем в развитых сельхозстранах

РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

Если в стране принимается решение о развитии собственного сельского хозяйства до уровня, конкурентоспособного с мировым (что необходимо при намерении вступить в ВТО), то без интенсификации сельского хозяйства не обойтись (речь идет о повышении эффективности производства в отрасли). А значит, и господдержка сельского хозяйства должна быть подчинена именно этой цели.

Вообще, вопрос государственного участия в поддержке сельского хозяйства требует отдельного большого разговора. Если коротко, то уровень финансовой поддержки, запланированный на текущий год, удесятерился в сравнении с 2005 годом (с 2006 года развитие сельского хозяйства стало нацпроектом), но все еще составляет менее 1% всего бюджета страны. Тогда как у ведущих сельхозпроизводителей — в странах ЕС и в США — это порядка 10% бюджета. В абсолютных показателях суммы просто несопоставимы. «Несколько лет назад в АПК наконец пошли деньги, и это очень хорошо, — говорит Андрей Даниленко. — Но, к сожалению, основная часть этих средств была направлена на субсидирование процентных ставок (55–70% от всего объема господдержки, см. график. — “Эксперт”). В итоге весь рост сельского хозяйства происходит на кредитные средства, которые в любом случае надо возвращать с процентами. А учитывая дефицит эффективных управленцев в отрасли, себестоимость продукции изначально у нас очень высока, что делает нас неконкурентоспособными». Общие претензии сельхозпроизводителей к такой форме поддержки, как субсидирование процентных ставок кредитных средств, укладываются в простую мысль — деньги в итоге получает не крестьянин, а банк. По сути, это поддержка нашей не самой эффективной финансовой системы — уровень процентных ставок в ней выше многих как развитых, так и развивающихся стран. Размер прямых дотаций сельхозпроизводителям (а не субсидирование ставок) нужно наращивать, но систему распределения этих средств требуется в корне изменить. «Для того чтобы произошел наконец естественный отбор неэффективных собственников и перераспределение средств производства в сторону эффективных, поддержка должна напрямую увязываться с достижением конкретных результатов, — уверен Андрей Даниленко. — Модернизировал производство, освоил новые технологии, снизил себестоимость продукта — получи компенсацию на расходы (в некоторых странах компенсируют до 50% таких расходов). Нарастил объемы производства, повысил в нем долю продукции высшего сорта, сэкономил электроэнергию, внедрил энергосберегающие технологии — получи дотацию. Деньги от государства должны получать только те, кто движется вперед». В противном случае все вложенные в село средства растворятся там, как в черной дыре, ничуть не улучшив ситуации в отрасли.

Помимо финансирования сельского хозяйства есть множество проблем, которые можно решать без вложения дополнительных средств.

Вопрос недоступности для российских крестьян минеральных удобрений в оптимальных объемах решается введением плавающих пошлин на их экспорт: до полного насыщения потребностей внутреннего рынка пошлина должна быть запретительной. «Применение минеральных удобрений сегодня является определяющим фактором в интенсификации земледелия, — убежден профессор Кирюшин. — Наша промышленность производит 14–16 миллионов тонн удобрений в действующем веществе, чего хватило бы для получения 300 миллионов тонн зерна на площади посевов 70 миллионов гектаров. На существующих посевах площадью 47 миллионов гектаров можно вырастить 180–190 миллионов тонн зерна, используя 9 миллионов тонн удобрений. То, что весь этот объем удобрений уходит за рубеж, за исключением 2 миллионов тонн, оставляя нам все экологические издержки по их производству, относится к категории парадоксов». После массового внедрения в наше сельское хозяйство ресурсосберегающих технологий потребность в минеральных удобрениях существенно сократится. Но сегодня наше экстенсивное земледелие столь истощило почвы, что вырастить качественную продукцию с конкурентным уровнем урожайности и себестоимости практически невозможно.

Для того чтобы перенести наконец все достижения аграрной науки, в частности возможности ресурсосберегающего земледелия, в практику реального сельского хозяйства, требуется создание специальных служб. «В США эти функции выполняет государственная служба Extention Service. У нас никогда не было службы освоения достижений НТП как таковой. В начале реформы была предпринята попытка создать информационно-консультационную службу, но задачи внедрения научных подходов, демонстрации и пропаганды новейших агротехнологий, обучения и консультирования специалистов у этой службы нет», — считает Валерий Кирюшин. Существующая служба консультирует крестьян совсем по другим вопросам — бухучету, налогообложению, лизинговым программам и др.

Важный момент — возрождение службы землеустройства, которая проведет наконец инвентаризацию земель, их агроэкологическую и почвенно-ландшафтную оценку, а дальше будет заниматься постоянным мониторингом состояния и использования земель. Именно специалисты такой службы смогут разработать наиболее оптимальные проекты использования данных конкретных земель исходя из их климатического, ландшафтного и почвенного потенциала: что выращивать, каким должен быть севооборот, включать ли в проект животноводство. Так, развитие овощеводства должно обязательно сопровождаться выращиванием КРС и наоборот, считает Кирюшин. Именно такая связка дает максимальный эффект по севообороту (овощи чередуются с кормовыми культурами), а органические удобрения с собственной фермы полностью удовлетворят потребности земледелия в подкормке без дополнительного использования минеральных удобрений.

Отдельного разговора заслуживает вопрос подготовки кадров, который терпит провалы как в высшем образовании, так и в отношении специалистов среднего звена — зоотехников, механизаторов, электриков и т. д. Сегодня, к примеру, сельхозвузы озабочены тем, что государство массово отнимает у них опытные и учебные хозяйства, на которых, по идее, студенты и должны обучаться тем самым прогрессивным агротехнологиям, которые через несколько лет им нужно будет нести в отрасль.

ИНТЕНСИВНОСТЬ ПРОТИВ ЗДОРОВОГО ПИТАНИЯ?

Еще один сюжет, касающийся повышения уровня интенсивности нашего земледелия: нам надо решить, на какой мы стороне в отношении генно-модифицированных продуктов. Сегодня сложилась парадоксальная ситуация: продажа продукции, выращенной из ГМО-материалов, не запрещена, а само выращивание таких продуктов под запретом. То есть местные производители многих продуктов (сои, рапса, кукурузы, картофеля и др.) заранее находятся в худшей конкурентной ситуации, поскольку себестоимость производства их ГМО-аналогов, при грамотном использовании этой технологии, ниже.

В настоящее время власти демонстрируют отсутствие позиции по этому вопросу. Профессиональное же сообщество считает, что нужно разрешить ГМО-земледелие, иначе развитие отрасли замедлится. «Помимо того что вред подобной продукции пока никем не доказан, мы еще и добровольно ставим себя в менее выгодные конкурентные условия в сравнении с ведущими мировыми производителями», — говорит Андрей Сизов.

Против этой позиции играют производители органических продуктов — выращенных без использования минеральных удобрений и средств защиты (фунгициды, гербициды и т. п.) и тем более без ГМО. У тех, кто ратует за развитие органических технологий у нас в стране, есть один весомый аргумент: на протяжении последних нескольких десятков лет наши пашни и посевы получали гораздо меньше химикатов, чем в развитых сельхозстранах, а значит, и возможностей для выращивания органических продуктов у нас сегодня гораздо больше. Но на этот факт можно взглянуть и иначе, считает Александр Берковский, глава компании «Сингента», работающей со странами СНГ: «Кто может уверенно сказать, что европейцы, питающиеся продуктами, выращенными с применением средств защиты растений и удобрений, менее здоровы, чем россияне, чье сельское хозяйство использует очень мало химсредств? Статистика по длительности жизни, например, говорит об обратном». Ученые также не подтверждают версию о том, что подобные продукты всегда полезнее для здоровья. «Если не использовать пестициды — химические средства защиты растений (современные, кстати, уже гораздо менее токсичны — не содержат хлора, тяжелых металлов), то в растениях начинают развиваться различные грибки и другие болезни, а ведь биотоксины, микотоксины ничуть не менее опасны», — говорит Валерий Кирюшин. В любом случае, по мнению предпринимателей и экспертов, «органик-фуд» всегда будет нишевым товаром с максимальной долей 10–15% от всего рынка.

ПРИДЕТСЯ ПАХАТЬ

Для качественного рывка в технологическом уровне нашего сельского хозяйства понадобятся значительные средства. О перспективах массовых внутренних инвестиций эксперты высказываются скептически — никаких предпосылок для этого сегодня нет. Возможно, ситуацию изменят западные инвесторы, приход которых, по мнению экспертов, неизбежен. Ведь если глобально посмотреть на место России в мировом сельском хозяйстве, то становится очевидно, что мы — сельскохозяйственная страна. Это и большой объем пахотных земель, и очень хорошие черноземные почвы, и климат, идеально подходящий для зерновых и ряда овощей. И плотность населения для этих целей оптимальная — не чрезмерная, как в Европе или Китае, но при этом достаточно равномерная. С советских времен сохранилась неплохая железнодорожная и электросетевая инфраструктура, чем не могут похвастать развивающиеся экономики той же Южной Америки. «В начале 2000-х, когда в мире в очередной раз стала нарастать озабоченность вопросами достаточного количества продовольствия для растущего населения планеты, длинные западные деньги (из пенсионных, семейных и суверенных фондов с горизонтами планирования в десятки лет) пошли в сельское хозяйство, и первой площадкой для инвестиций стали страны Южной Америки, чей экономический сельскохозяйственный успех мы сейчас наблюдаем, — говорит Андрей Сизов. — Дойдет очередь и до нашей страны».

Нам же самим хорошо бы определиться с целями, стоящими перед отраслью. Что мы хотим? Просто накормить своих граждан качественными продуктами и обеспечить свою продовольственную безопасность? Решить социальные вопросы занятости населения? Стать крупнейшим экспортером продовольствия? На наш взгляд, все эти цели актуальны и требуют интенсификации нашего сельского хозяйства: повышения его технологического уровня и эффективности. Безусловно, мы не должны ставить перед собой задачу накормить весь мир за счет истощения и разрушения своих земель и экологии. Важными должны стать те технологии, которые позволяют сохранять природные ресурсы, добиваться высокого качества продукции, а производителям — получать экономическую выгоду.