Сможет ли Россия стать великой продовольственной державой?

Сможет ли Россия стать великой продовольственной державой?

<div style="text-align: center;" center;\=""><font style="font-weight: bold;" bold;\="" size="3">Сможет ли Россия стать великой продовольственной державой?

Академики РАСХН Александр Ежевский и Николай Краснощёков делятся своим представлением о настоящем и будущем отечественного АПК

Недавно в России был разработан очень важный и интересный документ – «Стратегия машинно-технологической модернизации сельского хозяйства России на период до 2020 года». За этим не слишком ярким названием скрывается весьма значимое содержание: лучшие умы от Россельхозакадемии, Минсельхоза и Минпромторга РФ проанализировали нынешнее состояние отечественного АПК, а также спрогнозировали, каким он может и должен быть к 2020 году, если государство сочтёт наконец-то подъём села своей приоритетной задачей в полном смысле этого слова. Стратегия одобрена коллегией Минсельхоза РФ и Президиумом Россельхоз-академии РФ. Желающие могут ознакомиться с полным текстом Стратегии в интернет-портале нашего журнала www.agroobzor.ru.
А сегодня обозреватель «АО» беседует с двумя авторами Стратегии – академиками РАСХН Александром Александровичем Ежевским и Николаем Васильевичем Краснощёковым.
<font size=\"2\">

– Мой первый вопрос к Николаю Васильевичу Краснощёкову, и вопрос этот напрямую не относится к Стратегии. Вы – известный учёный-аграрий, в конце 80-х в Сибири разрабатывали теоретические и практические основы фермерского хозяйства, были сторонником свободного семейного фермерствования на своей земле. Помню вашу статью в «Правде» под названием «Не батрачить, а фермачить». Прошло 20 лет. Так ли всё пошло, как тогда виделось?

Н. В.: – В те годы всё представлялось немного по-другому. Опыт западного сельского хозяйства на основе фермерства нас всегда будоражил, потому что мы серьезно отставали от наших западных коллег. Наше сельское хозяйство было неэффективным, продовольственные прилавки магазинов были полупустыми. Но переход на семейное фермерское хозяйство сегодня не так актуален, как представлялось тогда. Хотя в последнее время первый вице-премьер В. Зубков очень много об этом говорит.
С другой стороны, так называемое малое сельское хозяйство – ЛПХ, фермеры – сегодня дают больше половины сельскохозяйственной продукции, производимой в стране. И если рассматривать перспективы развития сельского хозяйства, что мы делаем в нашей Стратегии, то не принимать в расчет эти малые формы хозяйствования, сразу перейти на крупнотоннажное производство просто невозможно. Какая-то доля мелкого фермерства останется и в перспективе. Другой разговор, что оно претерпит значительные изменения в смысле индустриализации и интенсификации. Ведь сейчас и личные подсобные хозяйства, и фермеры в подавляющем большинстве заняты примитивным ручным трудом. На Западе всё не так – фермерская семья выполняет всего около 30% работ, остальное делается по заказу фермера приглашёнными организациями и посредством кооперации. То же самое предстоит и нам – развивать инфраструктуру фермерства: кооперативы по сбытовому, производственному, инновационному сервису, материально-техническому оснащению. Сегодня всё это у нас крайне примитивно, что значительно сдерживает развитие сельского хозяйства.
Взять те же предложения В. Зубкова по созданию семейных животноводческих ферм на 40-60-100 голов. Вице-премьер под эту идею привлекает большие деньги. Но ни слова не говорит о том, кто будет готовить корма для этих ферм. Действительно, семейная животноводческая ферма, в основе которой лежит труд двух круглогодично занятых работников – условно говоря, мужа и жены – это и есть классическая семейная ферма западного образца. Эти двое (им ещё дети могут помогать) вполне в состоянии справиться со 100 головами КРС. Но, повторюсь, кто будет им готовить корма? А ведь трудозатраты на создание кормовой базы в большинстве случаев превосходят затраты на обслуживание стада как такового и производство молока.
Второй вопрос – на какой земле будут производиться эти корма? Есть ли земля у той семьи, которая будет заниматься фермой? Вообще, начинать этот разговор надо не с трудовых возможностей семьи, а именно с земли, которой владеет семья. Всё надо рассматривать в комплексе. А у нас, как всегда, выдёргивается одно звено – будем строить семейные фермы! – и забываются все остальные.

– Меня, честно говоря, несколько настораживает вся эта затея. Больно уж всё похоже на то, что уже было в начале 90-х годов. Сначала призвали людей фермерствовать, под это дело развалили колхозы и совхозы, потом бросили новоиспечённых фермеров на произвол судьбы, а в результате землю скупили гигантские агрохолдинги, которые и являются сегодня в сельском хозяйстве силой номер один. Я не говорю, хорошо это или плохо, но констатирую факт: всё получилось с точностью до наоборот. Как вы думаете, очередная попытка создать семейные фермы в России – это опять кампанейщина, или на этот раз действительно может что-то получиться?

А.А.: – В начале 90-х разговоры о фермерстве со стороны власти изначально были с политической подоплекой, преследовавшей цели отнюдь не эффективного преобразования сельского хозяйства. Сейчас заявления делаются серьёзные, деньги тоже выделяются немалые, так что, возможно, аналогия с началом 90-х не совсем корректна. Но даже если государство вложит деньги в строительство семейных ферм, оснастит их современным молочным оборудованием и решит вопрос с землёй, то есть с кормами, о чем говорил Николай Васильевич, само по себе это еще не решит проблемы.
От чего зависит успех сельскохозяйственного производства – крупного ли, мелкого ли? Прежде всего от энерговооружённости сельхозпроизводителя. И мы об этом говорим в Стратегии.
Что у нас происходит в этом плане? В России в рубежном 1990 году тракторный парк составлял 1 млн 365 тыс. единиц. Сейчас у нас – около 500 тыс. тракторов. Зерноуборочных комбайнов было 408 тыс., сейчас осталось 129 тыс. При этом износ техники – около 70%, к тому же она морально устарела – на полях трудятся образцы, которые разрабатывались 30-40 лет тому назад. И из этого куцего морально устаревшего парка машин 15% не участвует в производственном процессе, потому что разрушена служба ремонтно-технического обслуживания сельхозтехники.
У нас сегодня средняя мощность трактора – около 100 л.с. А нужно 200 л.с. – в среднем! При этом необходимы тракторы и в 350, и в 500 л.с., и поменьше, но чтоб в среднем было 200 л.с. И комбайны нужны более мощные – в 300-350 л.с.
Энерговооружённость сельского хозяйства в ЕС – 500 лошадиных сил на 100 га посевной площади. В США – 800 л.с. У нас – 134 лошадиных силы. А надо, с учётом того, что у нас хозяйства покрупнее, хотя бы 350 лошадиных сил на 100 га пашни. Такая энерговооружённость позволила бы применять новые, современные, высокоточные и высокопроизводительные технологии. А это не менее важный фактор успеха сельского хозяйства наряду с энерговооружённостью. Внедрение современных технологий в сельском хозяйстве позволило бы поднять продуктивность полей и ферм в 1,5-2 раза, производительность труда – в 5 раз, хотя от Запада по этому показателю мы отстаём в 10 раз. Экономия горючего – в 2-2,5 раза, семян, пестицидов – в 1,5 раза, минеральных удобрений – на 30-40%.
И, конечно, очень многое зависит от управления организацией производства – третий фактор успеха. У каждого зарубежного фермера имеется компьютер с возможностью выхода в интернет и получения любых консультаций. Нам далеко-далеко до этого. Это серьёзнейшая проблема, которую надо начинать решать.
В общем, государству предстоит огромная работа по возрождению разрушенного хозяйства. Как это сделать? С чего начать? Мы сегодня выдвигаем идею создания мощной сельхозмашиностроительной корпорации, которая объединила бы разрозненные ныне региональные промышленные предприятия. Подумать только: сегодня в России 20 заводов делают плуги! Тут 50 плугов, там 40 – что за производство такое? Это же кустарщина сплошная! Никто не регулирует и не координирует их деятельность. А в результате на село идёт поток плохо сделанной, часто неадаптированной, отсталой техники.
Почему же мы удивляемся тогда, что нашу малонадёжную, низкого уровня технику вытесняет с рынка техника импортная? В 2008 году отечественных сельхозмашин было произведено на сумму 65 млрд руб., а импорт превысил 88 млрд руб. В 2008 году у нас в стране было продано российских тракторов 10 тысяч, а импортных – 13 тысяч. И это без учёта МТЗ, который один поставляет в Россию 20 тысяч тракторов! А всего в прошлом году МТЗ сделал 65 тысяч тракторов, при том что 12 российских заводов сделали 17 тысяч тракторов. И уровень белорусских тракторов достаточно высок для того, чтобы продавать их в Западной Европе. Потому что в Белоруссии государство основательно занимается сельхозмашиностроением.
Нам надо восстанавливать систему сервисного обслуживания сельхозтехники, и для этого тоже нужна госкорпорация. Ежегодно для поддержания в более или менее работоспособном состоянии машинно-тракторного парка за-
трачивается 45 млрд рублей. И главная статья затрат – запчасти. В мире уже давно самые дефицитные и дорогие запчасти восстанавливают по различным технологиям. Восстановленная запчасть стоит на 40% меньше новой, а ресурс у неё такой же, как у новой, а иногда и побольше. В ряде стран мира восстанавливается до 30% использованных деталей. У нас раньше восстанавливалось 25% запчастей, сейчас – 5%. Представьте себе, что это такое – сделать, условно говоря, новый коленчатый вал. А у старого износ составил всего 5-10%. Так нет, вместо того, чтобы его восстановить, мы его выбрасываем или переплавляем и делаем новый.
Только из-за нехватки в стране надежной современной техники мы ежегодно теряем 15-20 млн тонн зерна, 1 млн тонн мяса, свыше 7 млн тонн молока – всего на сумму свыше 300 млрд руб.  Не говоря уж о том, что у нас заброшено 40 млн га пашни, и тоже не в последнюю очередь потому, что нет хорошей техники.

Н.В.: – Про пашню мне хотелось бы сказать особо. После того как мы освоили целинные земли, размер пашни в России достигал 142 млн га. Конечно, во время освоения целины были подняты и неплодородные земли, и солонцов было много, со временем эти земли вышли из оборота. К 1990 году объём пашни в России составлял 131,8 млн га – за 30 с лишним лет он сократился на 10,2 млн га, и это естественно. Конечно, естественная убыль пашни произошла и за годы реформ – многие хозяйства старались использовать только самые качественные земли, именно в них вкладывать ресурсы. Выбыли из оборота неудобья, заболоченные земли и так далее. Итак, с 1990 года по 2008 год размер пашни, состоящей на учёте в сельхозпредприятиях, уменьшился ещё на 16,4 млн га – до 115,4 млн га. И это тоже, наверное, нормально. Главная проблема в том, что из оставшихся 115,4 млн га, которые, подчеркну, состоят на учёте в хозяйствах, засевается всего 74,6 млн га! 40 с лишним миллионов гектаров пашни – неизвестно где гуляют. Они под молодым лесом уже давно. Подумать только: 40 млн га – это более чем третья часть всей российской пашни! Сколько же мы недополучаем продукции растениеводства и животноводства! Почему эти земли не используются? А президент страны Д. Медведев, напомню, заявил, что Россия может быть не только великой энергетической державой, но и продовольственной. И действительно – может. Но не хочет. Возникает вопрос: почему бы сейчас ещё раз, как когда-то при Хрущёве, не заняться освоением этих брошенных земель? Чем не национальная идея – вернуть в оборот потерянные нами земли? Между прочим, в отличие от целинной эпопеи это будет самый низкозатратный способ увеличения производства сельхозпродукции. На целине, чтобы поднять землю, надо было строить целые сёла, создавать социальную сферу – с нуля всё надо было делать. А сейчас 40 млн га пропадают рядом с нами, вокруг существующих хозяйств. Проблема возврата этой земли в оборот – вопрос исключительно технического перевооружения нашего сельского хозяйства, о котором мы говорим в Стратегии.
Можно просто удивляться, как мы не уважаем себя и свои возможности. Как мы не используем то, что нам дал господь Бог. У нашей страны 60% всех чернозёмов мира – при том самых высококачественных! На каждого жителя России приходится в несколько раз больше земли, чем в Европе, да и во всём мире. А мы ничего этого не используем. Единственное, что эксплуатируем – нефть и газ, качаем их и пытаемся жить. А долгоиграющие возобновляемые ресурсы использовать не хотим.
Если мы сделаем хотя бы элементарное – те знания и технологии, которые давно применяются на Западе и во многих российских хозяйствах, распространим на всё наше сельское хозяйство, мы производили бы зерна 150-170 млн тонн, а не те 108 млн, которые вырастили в прошлом году и чем были необычайно горды. Мы смогли бы полностью обеспечивать себя продукцией животноводства, тогда как сейчас 36% мяса мы завозим из-за рубежа.
Программа освоения залежных земель представляется наиболее эффективной по вложению бюджетных средств и, главное, с быстрой их отдачей. Вообще без государства, без его бюджетов модернизировать сельское хозяйство не удастся. Как ни крути, а около 10% бюджетных средств, особенно в начальные этапы модернизации агрокомплекса, ежегодно должны направляться в сельское хозяйство.
А.А.: – Сегодня средний россиянин потребляет 58 кг мяса и мясопродуктов. В 1990 было 75 при медицинской норме в 82 кг. Молока потребляли 386 кг, а сейчас – 238. Да иногда что это за молоко? Сухой порошок завозим из-за границы, водопроводной водой разводим и называем красивыми торговыми марками. Поэтому и мужики у нас живут 58 лет, а 20 лет назад жили 64 года.
В 1990 году КРС в России было 56,7 млн голов. К 2008 году поголовье уменьшилось до 21,6 млн голов. Коров было более 21 млн, стало только 9,2 млн. Да, надой повысился, мы вышли на 4040 кг молока, такого никогда ещё не было. Но поголовье тоже надо наращивать!
Н.В.: – Правильно сказал как-то бывший министр сельского хозяйства А. Гордеев: потенциал России таков, что мы можем прокормить 450 млн человек, а не нынешние 140 млн, да и то с грехом пополам.
Это задача абсолютно реальная, но, конечно, требующая значительных усилий. Есть три фактора успеха, которые уже упомянул Александр Александрович.
Первый – энерговооруженность. Ручным трудом на коне сегодня ничего не достигнешь, успех возможен только на основе современной технической базы. И мы в состоянии не  закупать технику за рубежом, а производить её в России, чем обеспечить оптимальную энергонасыщенность в 3,0-3,5 л.с. на гектар и создав техническую безопасность страны и её аграрной отрасли. Это позволит внедрить интенсивные технологии производства, перевести сельскую экономику на инновационный путь развития.
Это уже второй фактор. Да, в прошлом году мы достигли рекордной урожайности зерновых – 23,8 ц/га. Такой продуктивности пашни у нас никогда не было. Но рекорд взят не благодаря нашим знаниям, а в результате благоприятного изменения климата, которое мы наблюдаем. За последние 20 лет количество осадков в среднем по стране увеличилось на 15-20% – на 100-150 мм. Известно, что каждые 10-15 мм влаги дают прибавку к урожаю в центнер зерна с гектара. Вот и считайте, сколько зерна мы получили благодаря внедрению новых технологий, а сколько нам подарил Бог.
А третий фактор – человеческий, и он посложнее предыдущих, потому что придётся значительно повысить уровень грамотности практически всех тех, кто занят в сельхозпроизводстве. Последние годы хозяйства довольно много закупали современной техники. Это машины совершенно нового технологического уровня, требующие совершенно другого уровня знаний. Но у нас почти никто из механизаторов не может оперативно отрегулировать, скажем, современный посевной комплекс так, чтобы полностью использовать его ресурс. А ближайший дилер, который может помочь, – в тысяче километров. И что делать? А на дворе – посевная, когда день год кормит. Грамотный механизатор дорогого стоит. Посадите на одинаковые современные комбайны обычного нашего работягу и хорошо подготовленного специалиста – их выработка будет отличаться в разы! То же самое наблюдается и в животноводстве, и в менеджменте.
Инновационные технологии и знания обеспечивают повышенный КПД других ресурсов. Если у нас сегодня один килограмм действующего вещества удобрения в лучшем случае даёт 2-3 кг зерна, то за рубежом – до 10 кг и более.

– Это всё очень интересно. Но кто должен сдвинуть дело с мёртвой точки?

Н.В. – Государство, власть. Частная собственность, дяди с большими деньгами, рынок, который всё расставит на свои места, – это всё хорошо. Но у нас настолько низкая культура бизнеса, что капитал сам по себе не будет заниматься инновационным развитием сельского хозяйства. Ему нужна прибыль сегодня – выкачал тонну нефти, продал и доволен. В агробизнесе так не получится, хотя именно он в стратегическом плане наиболее прибыльная отрасль экономики.

– А вы действительно верите, что государство наконец-то возьмётся за сельское хозяйство? Сколько десятилетий мы об этом слышим…

Н.В.: – Какие-то подвижки мы наблюдаем уже сегодня. Внимание государства к сельскому хозяйству в последние годы и на словах резко возросло, и деньги немалые выделяются. Не хватает подвижек структурных, организационных. Я опять возвращаюсь к идее государственной машиностроительной корпорации. Ну почему в судостроении такая корпорация есть, и государство участвует в развитии этого сектора, а в сельхозмашиностроении государство не участвует? Почему государство вкладывает деньги в автомобильную промышленность, утверждая, что на ней завязано очень много рабочих мест, кормящих большое количество семей? Продуктовый комплекс требует не меньшего уровня безопасности, чем оборонка, а сельское хозяйство кормит гораздо больше семей, чем автомобильная промышленность. Каждый работающий на селе даёт рабочие места минимум 10-12 едокам в других отраслях.

– И всё-таки я возвращаюсь к своему вопросу. Вы разработали «Стратегию машинно-технологической модернизации сельского хозяйства России на период до 2020 года». Её одобрили на коллегии Минсельхоза и на президиуме Россельхозакадемии. Но под Стратегию нужны деньги, а перечисленные организации их не дадут. Отнеслась ли высшая государственная власть к вашей Стратегии всерьёз?

Н.В. – Многие цифры, которые мы заложили в Стратегии, вошли в официальную стратегию социально-экономического развития страны до 2020 года, которая утверждена правительством. В частности, прогноз производства зерна совпадает с нашим, я даже удивился, что так получилось. Но по многим другим позициям налицо большие расхождения. В частности, официальная стратегия предполагает очень низкие темпы развития животноводства: в соответствии с ней, даже в 2020 году мы должны будем завозить до 20% мяса из-за рубежа. А мы считаем, что в 2020 году Россия вполне может полностью освободиться от импортной зависимости по мясу, более того, к тому времени могут появиться ресурсы для экспорта.

– Как, по вашим оценкам, сказался кризис на наших производителей сельхозтехники?

А.А. – Очень плохо сказался. Если бы в конце прошлого года Росагролизинг не выкупил бы у Ростсельмаша 1400 комбайнов, скопившихся на площадке завода, Ростсельмаш надо было бы закрывать.
Тракторная промышленность находится в глубочайшем кризисе. Идёт разорение тракторных заводов. Липецкий тракторный завод вообще сориентирован на прекращение выпуска тракторов. Волгоградский тракторный завод сидит в луже – выпускает ВТ-150 да ДТ-75, у которого длиннющая седая борода.

Н.В.: – ДТ-75 – это тот же ДТ-54, который Александр Александрович Ежевский в 1951 году, будучи директором Алтайского тракторного завода (я у него в 1953 году работал на станке в моторном производстве), ставил на конвейер.

А.А.: – Да. В Волгограде завод рушится, перспективы никакой нет. Владимирский тракторный завод делает трактор для коммунальных нужд и немножко для овощеводства, для подвоза кормов. Алтайский тракторный завод почти угроблен. И для сравнения – вспомните, что мы говорили про Минский тракторный завод. Потому что в Белоруссии Батька всё держит в своих руках! А у нас многое все сложнее. Хорошо, что ещё Ростсельмаш и Санкт-Петербургский тракторный работают.

– А как вы оцениваете уровень выпускаемых в России комбайнов?

А.А.: – Изменения к лучшему есть, но если сравнивать с мировым уровнем, то, конечно, комбайны уступают импортным – и по технологиям, и по качеству.
Есть такой показатель – выра
ботка на отказ. У Красноярского комбайна он в пределах 30-50 нормо-часов. То есть 50 часов комбайн работает – и проблема, остановка иногда на многие часы, пока найдется деталь, узел, отремонтируется...  А зарубежные комбайны работают без поломок от 100 до 300 часов.

– Про белорусский Гомсельмаш можете что-нибудь сказать?

А.А.: – Завод развивается, там делают комбайн «Палессе» – неплохой. Кормоуборочные комбайны там тоже неплохого уровня. Не JOHN DEERE, конечно.

– В какую иерархию вы выстроили бы мировых лидеров-производителей комбайнов?

А.А.: – На мой взгляд, комбайны JOHN DEERE и вообще вся техника JOHN DEERE – лучшая в мире. Но и самая дорогая. NEW HOLLAND – комбайны чуть пониже, но тоже очень современного уровня. MASSEY FERGUSON, CLAAS – хорошие комбайны. А если говорить о тракторах, то лучшие в Европе тракторы, я считаю, FENDT. Хотя все мировые производители сельхозтехники находятся примерно на одном уровне и технического прогресса, и качества, и цен. Сейчас выигрывает не тот, кто предложит лучшую технику – она у всех, если не вдаваться в детали, примерно одинаковая, а тот, кто предложит лучший сервис. Ведь западная техника тоже ломается, и лидером на рынке будет тот, кто быстрее всех устранит эту поломку. Западные фермеры так и говорят: мы покупаем не машину, а сервис.

– Как вы относитесь к повышению пошлин на ввоз импортной сельхозтехники в Россию?

А.А.: – Чем выше пошлины, тем тяжелее нашему крестьянину.

– Но имелось ввиду, что наш крестьянин станет покупать отечественную технику.

А.А.: – Так для этого сначала надо повышать технический уровень этой техники и её качество. Иначе наши сельхозпроизводители по-прежнему будут покупать технику импортную, только платить за неё придётся больше.

Н.В.: – И ладно, если бы повышенные таможенные пошлины, которые фактически оплачены нашим крестьянином, шли на техническое перевооружение того же Ростсельмаша. Так нет, деньги попадают в общегосударственный карман и там растворяются. Единственный, кто в проигрыше, – российский крестьянин.

– На ваш взгляд, есть ли шанс у отечественного сельхозмашиностроения выйти на мировой уровень? Я, например, не верю, что «Жигули» и «Волги» могут догнать BMW и MERCEDES. Я верю, что мы можем купить на Западе их технологии и делать у нас подобие их техники 10-15-летней давности, что тоже хорошо. А в то, что мы сами создадим хорошие «Жигули», я лично не верю. В сельхозмашиностроении то же самое?

А.А.:– Про «Жигули» – это вы зря. В своё время на ВАЗе был создан крупный конструкторский центр, который разрабатывал ряд машин. Но государство у завода забирало все заработанные деньги, и на развитие, на НИОКР, на постановку нового производства ничего не оставалось. Мы с министром автомобильной промышленности СССР В. Н. Поляковым друзья, рядом жили, на работу вместе 8 лет каждое утро ходили, он мне все тонкости своего дела рассказывал.

Н.В.: – Что касается сельхозтехники, то когда-то мы были в лидерах. 50 лет назад наши советские тракторы, которые, кстати, создавал тот же Александр Александрович, в Париже получали золотые медали. А потом всё пошло наперекосяк, и сейчас нам их догонять, конечно, будет нелегко.

А.А.: – Давайте вспомним: мы первыми в мире перевели тракторы на дизельные двигатели. У нас Запад учился!

– В начале года у Минсельхоза России поменялось руководство. Что вы ожидаете от этих кадровых перемен?

Н.В.: – Трудно сказать. Минсельхоз далеко не все вопросы решает самостоятельно. Хорошо, что во власти есть первый заместитель председателя правительства В. Зубков – он мощно лоббирует сельское хозяйство. Действует постепенно, но чувствуется, человек он в правительстве для сельского хозяйства надёжный. Если А. Гордеев был один в поле воин, то сейчас Минсельхоз и министр сельского хозяйства будут действовать в увязке с авторитетным первым вице-премьером. Две головы в правительстве – это плюс. Действия В. Зубкова мне представляются позитивными для сельского хозяйства. Надежды юношей питают.

– Но вас не смущает, что Минсельхозом теперь будет руководить врач?

Н.В.: – У нас, похоже, традиция такая выстраивается. А. Гордеев был железнодорожником… В дореформенные времена министры сельского хозяйства были классиками отрасли – и по образованию, и по роду деятельности они шли от земли, от азов, и были высочайшими авторитетами, выдающимися личностями. Сейчас таких лидеров нет, это точно. Сейчас считается, что министр не должен быть специалистом отрасли, он должен быть грамотным менеджером.

А.В.: – Я могу сказать, что Елена Борисовна Скрынник – очень энергичная женщина, очень высокого интеллекта, хороший организатор, она с нуля создала мощную ныне компанию «Росагролизинг». Её первая заслуга в том, что впервые в истории государство уже весной объявило закупочные цены на зерно. Это большое дело!
Конечно, министру сельского хозяйства желательно бы иметь базовое сельскохозяйственное образование и опыт работы в отрасли. Но для села сегодня самое главное – финансовая поддержка, а в этих вопросах Елена Борисовна разбирается отлично и, я полагаю, сможет добиться результата, чего я ей искренне желаю. 1,5-2% бюджета, направляемых сегодня на нужды сельского хозяйства, – это очень мало. Необходимо минимум 10% расходной части бюджета направлять на поддержку села. У нас климат значительно более сложный, чем в Западной Европе, но они фермеру на гектар дают 300 долларов, а мы – только 15-20 долларов. Так что все мы должны подставить Елене Борисовне плечо, поскольку все мы заинтересованы в развитии села.

Беседу вел
Антон РАЗУМОВСКИЙ.

Наша справка

Александр Александрович Ежевский – почётный академик РАСХН, Герой Социалистического Труда, Заслуженный машиностроитель СССР.
Родился в 1915 году.
Выпускник Иркутского сельскохозяйственного института (1939 г.).
1940-194I гг. – ассистент, старший преподаватель Иркутского сельскохозяйственного института.
1941-1943 гг. – начальник ремонтно-механических мастерских.
1943-1945 гг. – главный инженер Иркутского авторемонтного завода.
1945-1947 гг. – главный инженер Иркутского автосборочного завода.
1947-1951 гг. – директор Иркутского автосборочного завода.
1951-1953 гг. – директор Алтайского тракторного завода им. М. И. Калинина, г. Рубцовск.
1953-1954 гг. – директор завода «Ростсельмаш».
1954-1957 гг. – заместитель, первый заместитель министра тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР.
1957-1962 гг. – заместитель, начальник отдела автомобильного, тракторного и сельскохозяйственного машиностроения Госплана СССР, член Госплана СССР;
1962-1980 гг. – председатель Всесоюзного объединения «Союзсельхозтехника» Совета Министров СССР, с июля I978 г. – Государственного комитета по производственно-техническому обеспечению  сельского хозяйства.
1980-1988 гг. – министр тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР; 1989-1991 гг. – главный советник Торгово-промышленной палаты СССР.
1991-2005 гг. – генеральный советник «Трактороэкспорт».
С 2005 по настоящее время – генеральный советник ГНУ ГОСНИТИ.
Автор более 130 научно-практических публикаций, в том числе 4 книг. А.А. Ежевским в составе авторских коллективов и самостоятельно разработаны и запущены в широкомасштабное производство тракторы с дизельными двигателями, семейство высокопроизводительных уборочных машин – самоходных широкозахватных косилок, комбайн Дон-1500 и другая техника.

Наша справка

Николай Васильевич Краснощёков – доктор технических наук, профессор, действительный член (академик) РАСХН, лауреат Премии Совета Министров СССР, Заслуженный деятель науки и техники Российской Федерации, лауреат Золотой Медали им. В.П.Горячкина.
Родился в 1932 г.
Выпускник Омского сельскохозяйственного института (1955 г.).
1955-1957 гг. – главный инженер МТС
Омской области.
1957-1979 гг. – директор опытно-конструкторского бюро, заместитель директора Сибирского НИИ сельского хозяйства по науке.
1979-1989 гг. – первый заместитель руководителя Сибирского отделения ВАСХНИЛ (Ново-
сибирск).
1989-1989 гг. – генеральный директор НПО «Подмосковье».
1989-1991 гг. – заместитель председателя
Государственной комиссии Совета Министров СССР по продовольствию и закупкам.
1991-2002 гг. – главный ученый секретарь ВАСХНИЛ, академик-секретарь отделения механизации, электрификации и автоматизации Россельхозакадемии.
С 2002 г. по настоящее время – профессор кафедры эксплуатации МТП МГАУ им. В.П. Горячкина, главный научный сотрудник ГНУ ГОСНИТИ.
Автор более 300 публикаций и изобретений, в том числе 23 монографий в области повышения эффективности использования машинных агрегатов в сельском хозяйстве, создания новых технологий и технологических процессов для сельского хозяйства, организационно-экономических и технических задач стимулирования труда.