Генеральный директор ООО «Клаас» Ральф Бендиш: «Мы хотим значительно углубить локализацию производства в России»

Генеральный директор ООО «Клаас» Ральф Бендиш: «Мы хотим значительно углубить локализацию производства в России»


Компания CLAAS была первым крупным зарубежным производителем сельскохозяйственной техники, который решился создать собственное производство в России, под Краснодаром. Случилось это 8 лет назад, в 2003 году. Как сегодня себя чувствует немецкий гигант сельскохозяйственного машиностроения на российской земле? Об этом рассказывает генеральный директор завода «Клаас» на Кубани Ральф Бендиш.


– Г-н Бендиш, когда CLAAS решил строить завод в Краснодарском крае, планы немецкой компании на сто процентов совпали с планами российской власти, которая именно этого и хотела – чтобы крупнейшие мировые производители приходили к нам, строили свои предприятия с последующей локализацией производства. Абсолютное совпадение интересов. Но одно дело провозглашать какие-то цели на словах, другое дело – реальность. У меня вопрос к вам как к руководителю российского предприятия, решающего каждый день огромное количество проблем. Каково ваше ощущение – та экономическая и политическая система, в которой вы работаете, она враждебна к вам? Или безразлична? Или она дружелюбна в соответствии с установками российского политического руководства?

– Я думаю, что можно согласиться со всеми вариантами одновременно – и дружелюбна, и враждебна. И безразлична тоже. Вы правильно говорите – привлечение на российский рынок крупных компаний, чтобы они здесь создавали производства и таким образом поднимали российское машиностроение с какой-то точки – может, не с нулевой, но с довольно низкой – на новый технологический уровень, который является стандартным по всему миру, эта задача актуальна для России. Причем не обязательно привлекать именно иностранный капитал, это может быть и российский капитал, который тоже может создавать производства, рабочие места, добавленную стоимость. Все это полезно и желаемо для экономики России.

Но, к сожалению, при всем том мы чувствуем и безразличие, и иногда враждебность со стороны системы, в которой нам приходится работать. Но это относится не только к нашей отрасли или конкретно к нашему предприятию в частности. Если посмотреть на российскую систему инспекций, проверок и так далее – всего этого так много, что если бы они все пришли в течение одного года, то ничем другим уже можно и не заниматься, только их и обслуживать. Насколько я знаю, существует 49 различных инспекций. Их цель – лишь покарать, а не предупредить и помочь. Я думаю, что такая система абсолютно враждебна по отношению ко всем, кто занимается бизнесом.

Вести в России бизнес трудно, потому что он всегда зависит от внешних условий. А каковы эти условия в России? За то время, пока я здесь работаю, минимум два раза в год менялось таможенное законодательство, регулирующее ввоз готовых изделий, комплектующих и так далее. Создали Таможенный союз, но долгое время никто не знал, что это такое и как с ним работать. Сначала вводят какие-то нормы, а потом смотрят: а как же они будут действовать? Дескать, давай попробуем, а там видно будет. А на местах таможенники говорят: у нас нет инструкции, закон есть, а инструкции нет. А как быть, если корабль, поезда с комплектующими уже в пути? Когда грузовики стоят у ворот и надо их растаможить? А у них нет инструкции. А в другой раз нет автомобиля, чтобы приехать к нам и снять пломбу с контейнеров. «У нас нет транспорта, пришлите машину». Что? Какую машину? «Пришлите машину, вы обязаны». Я еще и обязан? Я одному такому чиновнику написал письмо (кстати, его сняли на прошлой неделе): если я обязан, то укажите мне параграф в Таможенном кодексе, и если вы правы, то присылайте банковские реквизиты, куда перечислить деньги за перевозку инспектора.

Может, нам потому иногда и туго, что мы не умеем «договариваться». Таможня нас называет «сухой компанией».

– Что это значит?

– Взять с нас нечего.

– А остальные как называются?

– Не знаю, но мы – «сухие». Это же хорошо! Очень хорошо, что есть такие компании, которые могут себе позволить не идти на поводке, которые сопротивляются. И я занимаю в этом вопросе жестко принципиальную позицию – я никаких взяток не беру и никому их не даю.

С одной стороны, нам все говорят, что хотят жить с нами дружно, с другой – мы постоянно с кем-нибудь судимся. У таможни один процесс мы выиграли, теперь дело пошло в Высший арбитражный суд. Потом начали судиться с пожарными. Завтра и послезавтра еще четыре проверки придут…

– Как вы оцениваете сегодняшнюю востребованность на российском рынке той техники, которую вы производите? Или, другими словами, какова динамика складских остатков на вашем предприятии? Я знаю, что в конце 2009 года на вашем заводе скопилось большое количество непроданных комбайнов.

– Да, тогда накопилось очень много техники. Непосредственно перед кризисом 2008 года мы, да и все остальные производители сельхозтехники были полны оптимизма, все работали на пределе возможностей.



– Сколько комбайнов вы произвели в 2008 году?

– Семьсот, это был самый успешный для нас год. А на следующий год нам пришлось снизить производство на 90 процентов, и еще год мы отгружали то, что было произведено заранее. В 2011 году нам удалось все продать – реализовано более 400 комбайнов, произведено 250 машин. В следующем году мы планируем выйти на уровень производства 2008 года. В перспективе в 2014– 2015 годах мы планируем значительно расширить наш завод и увеличить производство до двух тысяч комбайнов в год. Для этого производственные площади будут увеличены в 8–10 раз.

– Площади – в 10 раз, а мощность – в 2 раза?

– Да, потому что мы хотим значительно углубить локализацию производства. Сегодня мы в России занимаемся исключительно сборкой. Покупаем три тысячи наименований комплектующих в разных странах мира, основная часть пока еще идет из Германии, но очень много деталей поступает из Франции, Чехии, Венгрии и из России тоже. А новый завод будет осуществлять полный технологический цикл, то есть мы сами будем изготавливать многие комплектующие. Грубо говоря, в начале на завод будет поступать лист металла, а в конце выходить комбайн.

– Вы хотите сказать, что все то, что сегодня изготавливается на заводе CLAAS в Германии, в перспективе будет производиться в России?

– Теоретически – да, практически, наверное, не все, но большая часть.

– А сталь-то где будете покупать?

– На мировом рынке. Если японская сталь будет дешевле, чем российская, мы будет покупать японскую сталь. Если немецкая окажется дешевле – тогда будет немецкая. Кстати, по существу, она может быть и российского происхождения, но проданная в Германию. Система продаж и торговых наценок в России очень странная. Нередко в развитых европейских странах можно купить товары более высококачественные и дешевле, чем здесь. Могу вас уверить, я знаю, о чем говорю. Мы проанализировали более трехсот российских компаний – производителей какой-то продукции машиностроения, которая может быть нам нужна. Из них сегодня мы имеем договоры на поставку менее чем с десятью компаниями. У нас были случаи, когда какое-то изделие, которое мы покупаем в Германии, стоит в пять раз дешевле, чем здесь, в России. Где здесь экономический смысл? Нет его.

– Вы же еще и тракторы производите на заводе в Краснодарском крае?

– Да, в этом году мы начали собирать здесь новую модель трактора CLAAS Xerion 3300. Но тракторы будут производиться в межсезонье, когда на комбайны нет особого спроса. Так что завод останется в первую очередь комбайновым.

– Как вы считаете, в чем конкурентные преимущества техники CLAAS перед другими именитыми производителями?

– Нельзя сказать, что наши конкуренты производят плохую технику. Я всегда говорю: если бы она была плохая, наших конкурентов не было бы на рынке. Можно провести аналогию с автомобильным рынком – в России присутствуют все немецкие автопроизводители. Спросите владельца BMW, почему он ездит именно на этой машине. Он ответит – потому что это лучшая машина. То же самое вам скажет владелец и «Ауди», и «Мерседеса», и «Фольксвагена». Примерно так и в нашей отрасли. Решение должен принимать потребитель, который скажет: мне больше всего подходит John Deere. Или CLAAS. Или кто-то еще. Потребитель будет решать, исходя из разных параметров. Я думаю, что в нашем бизнесе нельзя продавать технику, как из каталога – купил и до свидания. Огромное значение имеет и сервисная служба. CLAAS присутствует на рынке России с 1992 года, и с тех пор мы не продали еще ни одного комбайна, который не обеспечили бы сервисом. Я думаю, что это и есть одно из самых больших преимуществ нашей техники, которое и создало нашу репутацию.

Во-вторых, большое значение имеет соотношение цена – качество. И тут тоже каждый решает сам. Кто-то может сказать: не могу купить комбайн за шесть миллионов, у меня только четыре. Ну, тогда выбирай себе технику за четыре миллиона, на рынке все есть, любые потребности могут быть удовлетворены.

Но если посмотреть в общем и целом, то те технологические решения проблем сельскохозяйственного производства, которые предлагает компания CLAAS, могут оказаться самым оптимальным вариантом для потребителя. Возможно, этим мы и отличаемся от других – мы не продаем комбайны, мы продаем технологии.

Источник: журнал "Аграрное обозрение", №4, 2011 год.